Ученые Росси имеют получившие мировое признание пионерные разработки
в долгосрочном прогнозировании и стратегическом планировании[1]
А. Некипелов, академик, Председатель Координационного
Совета РАН по прогнозированию
Развитие идет … не путем вытеснения предшественников,
а путем расширения возможностей[2]
Стратегическое прогнозирование и планирование в интересах национальной безопасности в России и за рубежом опирается на опыт и теоретические основы национальных школ прогнозирования и планирования, теории и методологичен, которые являлись, как правило, общими для всех областей человеческой деятельности.
Невозможно создать «автономную» школу стратегического военного прогноза и планирования без опоры на фундаментальные методологические основы прогнозирования, разработанные человечеством в таких областях, как: философия, экономика, наукознание и др.
а). Российские реалии
… решение этих важнейших задач наталкивается на отсутствие
профессионально подготовленных кадров в области долгосрочного
прогнозирования и стратегического планирования…[3]
А. Некипелов, академик, Председатель Координационного
Совета РАН по прогнозированию
К сожалению, 2013 год был отмечен целой серией решений, в результате которых постоянно «снижалась планка» стратегических прогнозов и планирования темпов социально-экономического развития, в т.ч. роста ВВП страны. Это свидетельствует как о состоянии экономики страны, так и уровне стратегического прогноза и стратегического планирования. Если в январе 2013 года ставилась задача «обеспечить устойчивый рост не менее 5%», то уже через 2 месяца прогноз снизился до 3,6%, а в конце года – до 2,9%, а в базовом сценарии до 2012–2030 годы[4]. В начале 2014 года прогноз снизился до нуля. Соответственно резко снижаются бюджетные возможности, а, главное, возможности инвестирования в НЧК, прежде всего, науку, образование и технологии. Что неизбежно отражается на военных возможностях России и ее месте в мире. В частности, прогнозируется, что доля ее ВВП снизится с 4% в 2012 г. до 3,4% в 2030 г. Естественно, что подобная динамика отражается и на военной мощи страны в будущем. Особенно на фоне быстрого роста военной мощи новых центров силы и США.
Важно отметить по меньшей мере два обстоятельства. Во-первых, как видно из долгосрочного прогноза роста ВВП России, в лучшем случае эти темпы роста не будут превышать 3,9–5,3%, что совершенно недостаточно и не соответствует реальному потенциалу роста экономики страны.
Во-вторых, с точки зрения обеспечения безопасности, такие темпы роста неизбежно приведут к серьезному относительному отставанию России уже не только от нынешних мировых лидеров – США, стран Евросоюза и КНР, – но и от будущих – Индии, Бразилии, Индонезии, Мексики и других государств.
Наконец, существует немало и других факторов, свидетельствующих о снижении темпов национального развития. Прежде всего в области развития национального человеческого капитала (НЧК)[5], что непосредственно отражается на военной мощи России[6]. Так, по оценкам германских ученых и иным, в т.ч. ООНовским источникам, численность населения России к 2030 году может сказаться на 15 млн человек, а по индексу развития человеческого потенциала (ИРЧП) Россия, напомним, по-прежнему остается в пятом десятке государств.
Следует отметить, что подобное отставание в темпах роста ВВП и качестве НЧК сказывается не только на уровне технологического развития страны, но и в конечном счете, – на качестве личного состава ВС и ВиВТ. При этом, к сожалению, мы пока что не можем ни делать достоверные стратегические прогнозы, ни концепции долгосрочного развития. Это означает, что наши возможности в области стратегического планирования также очень условны. Это хорошо видно на примере состояния стратегического прогноза и планирования в ключевых отраслях определяющих уровень современного этапа технологического развития – информационных технологий. По оценке экспертов, проанализировавших Стратегию развития IT до 2020 года, например, «Долгосрочное планирование в IT – сравнительно новое для России явление. «Дорожная карта» развития IT-отрасли, во многом послужившая основой для программного документа Минкомсвязи, была принята лишь в июле 2013 года. До этого развитием информационных технологий чаще занимались непрофильные ведомства: Минобразования, Минфин и Минэкономразвития.
Чтобы перечислить официальные документы, целиком и полностью посвященные именно информационным технологиям, хватит пальцев одной руки. Все они – и утвержденная Владимиром Путиным в 2008 году концепция развития информационного общества, и получившая одобрение Дмитрия Медведева в 2011-м стратегия инновационного развития – имели скорее социальную, нежели технологическую направленность. В основном они предлагали с помощью IT повысить качество образования, медицинского обслуживания и общей правовой грамотности населения»[7].
При этом важно изначально определить основные индикаторы (критерии) развития ВС и ВиВТ. Пока что не существует общепринятых и достоверных критериев оценки военной мощи государств, что вызывает сомнения в реалистичности стратегических прогнозов и адекватности военного планирования. Происходит то же, что и в других отраслях. На примере Стратегии развития IT это выглядит следующим образом. Формально предлагаемые показатели совершенно не отражают реалий, а тем более стратегических приоритетов.
Прогноз и конечные абсолютные цифры и процентный прирост вызывают сомнения. Прежде всего с точки зрения их обоснованности, когда они являются результатом экстраполяции (не всегда аргументированной), а не следствием постановки задачи. Так, «Столь рекордные показатели, как отмечают в Минкомсвязи, вполне достижимы. Все, что для этого нужно, – обеспечить ведомство «системной государственной поддержкой» и провести «масштабную информатизацию предприятий экономики».
Однако стоит проанализировать установленные министерством показатели повнимательнее, и окажется, что в выкладках по каждому из описанных сценариев содержатся многочисленные неточности. Все они в совокупности заставляют усомниться в том, что в ведомстве на самом деле детально продумали оба предложенных варианта»[8]. Похоже, что, как и в других, к сожалению, многочисленных случаях, прогнозы и оценки делаются «с потолка», являясь фактически отписками, данью моде высшего руководства.
Сказанное имеет отношение непосредственно к военному планированию. Думается, что для ГОЗ-2030 ситуация может быть названа как схожая. Поэтому и приемы одни и те же. Так, в Стратегии IT «К примеру, прогноз объемов тиражного ПО в базовом варианте растет в документе слишком уж неравномерно. Так, за первую «трехлетку» прирост составляет 54% (с 78 до 120 млрд руб.), за вторую – лишь 4% (со 120 до 125 млрд), после чего снова следует взрывной рост (около 20% за два года). Что является причиной таких скачков, в документе не поясняется»[9].
Прогнозы по объемам тиражного программного обеспечения в базовом и форсированном сценариях Минкомсвязи выглядят довольно странно — базовый сценарий здесь по какой-то причине «опережает» форсированный.
Кроме того, многие показатели в обоих сценариях скорее всего получены путем «округления» с точностью до десятков миллиардов рублей. Так, судя по всему, произошло с цифрами по размеру отрасли и объему внутреннего рынка — в черновике стратегии их составляющие вообще не были прописаны, так что, возможно, итоговый план по ним определялся ведомством «на глазок».
Оценивая потенциал российской IT-отрасли, авторы стратегии пишут: «Средний темп роста российского рынка за последние 10 лет превосходит среднемировой, при этом российская отрасль информационных технологий в ближайшие 5–7 лет имеет потенциал значительно более быстрого роста – на 10 процентов и более в год». Однако, если посмотреть на целевые показатели министерства, то даже в разработанном ими форсированном сценарии развития до 2018 года заложены более низкие темпы роста.
Анализ сохранившейся в Сети рабочей версии документа позволяет выявить и куда более значительные нестыковки, содержащиеся в итоговом тексте. Часть из них касается оценок рыночного объема отрасли (а также количества пользователей интернета и устройств, подключенных к Сети); часть – человеческого капитала в IT и вопросов международного экспорта и инвестиций. Особенно интересными эти неточности выглядят на фоне отраслевого доклада о мерах по развитию IT, подготовленного Ассоциацией предприятий компьютерных и информационных технологий (АПКИТ) и компанией McKinsey & Company в 2012 году. Но обо всем по порядку.
Странный рост объемов российского рынка в базовом и форсированном сценариях за последнюю «двухлетку» (2019–2020 годы), «выравнивается», если отодвинуть целевые показатели до 2021 года[10].
Не менее важно рассматривать показатели и критерии относительно других стран-участниц ВПО. Как минимум, – ведущих государств. В рассматриваемой Стратегии IT берется более 140 государств. Это крайне необходимо потому, что сами по себе количественные показатели военной мощи мало о чем говорят. Например, в популярных аналитических презентациях, критерии определяющие военную мощь Ирана выбираются произвольно.
Как видно из этих критериев, они не только очень условны (данные, «округлены»), но и выбраны произвольно, а, главное, не дают подлинного представления о реальной военной мощи Ирана, а тем более в сравнении с потенциальными противниками – Саудовской Аравией, Катаром, наконец, Соединенными Штатами. Определение критериев военной мощи для стратегического прогноза и планирования имеет крайне важное значение. Прежде не только количественных, но и качественных. Так, расширение аппаратов военных атташе Японии в Европе и Африке, заложенное в бюджете на 2014 год, свидетельствует о том, что военное планирование Японии отнюдь не ограничено задачами «Сил самообороны» ии регионом Ю-В Азии и АТР.

В этом смысле данные стратегического анализа и тем более стратегического прогноза должны быть максимально информативны, во-первых, и даваться в сравнении с данными других государств, во-вторых. Наиболее достоверными из них можно считать данные международных институтов, а также выбор ими критериев и показателей, которых в последние десятилетия разработаны и апробированы тысячи, даже десятки тысяч.
Так, например, если говорить о стратегическом прогнозе и планировании в той же IT группе отраслей, то можно согласиться с выбором укрупненных показателей, хотя для целей стратегического планирования и прогноза в военной области такого набора критериев было бы недостаточно.
Стратегия развития IT-отрасли дважды упоминает о положении России «среди 142 стран», фактически ссылаясь на один и тот же рейтинг конкурентоспособности. Один раз он представлен как данные АПКИТ, другой – как рейтинг Всемирного экономического форума. Очевидно, что во втором случае чиновники Минкомсвязи догадались прочитать сноску в подготовленном АПКИТ докладе – «Источник: World Economic Forum Global Competitiveness Report 2012»[12].


Низкие темпы роста ВВП и национального развития, таким образом, становятся прямой угрозой безопасности, в т.ч. военной нашей страны и всей нации. Особенно если речь идет об отставании в развитии НЧК и технологий будущего, шестого технологического уклада. Очевидно, что нынешние финансово-экономические власти страны смирились с этой тенденцией, но для нации, её ОПК и Вооруженных Сил России она совершенно неприемлема так как приведет к дальнейшему увеличению разрыва в политических и экономических возможностях и объективному росту внешних и военных угроз. Таким образом военно-политическому руководству страны предстоит принимать решения о противодействии этим внешним опасностям и военным угрозам в постоянно ухудшающейся политико-экономической и военной обстановке.
_______________
[1] Некипелов А.Д. Предисловие / Кузык Б.Н. Прогнозирование, стратегическое планирование и национальное программирование. 4-е изд. перераб. и доп. М.: Экономика, 2011. С. 3.
[2] Галимов Э. Ноосфера Вернадского – это нравственный подход // Независимая газета. НГ-наука. 2014. 14 мая. С. 9.
[3] Некипелов А.Д. Предисловие / Кузык Б.Н. Прогнозирование, стратегическое планирование и национальное программирование. 4-е изд. перераб. и доп. М.: Экономика, 2011. С. 3.
[4] Гринберг Р. Опасный пессимизм // Российская газета. 2014. 24 января. С. 17.
[5] См. подробнее: Подберезкин А.И. Национальный человеческий капитал ТТ. I–IV. М. МГИМО(У). 2011–2013 гг.
[6] Об этом подробно написано: Подберезкин А.И. Военные угрозы России. М.: МГИМО(У). 2014. С. 187–224.