… обе структуры (СНГ и ОДКБ) являются скорее

имиджевыми, нежели реально функционирующими…[1]

 

А. Дубнов, обозреватель «Московских новостей»

 

Традиционная концепция стратегической стабильности, 

… состоит в том, что … безопасность обеих сторон 

обеспечивается их обоюдной возможностью причинить 

друг другу неприемлемый ущерб в ответном ударе, 

даже приняв на себя первый удар противника[2]

 

А. Арбатов, академик РАН

 

 

То, что на протяжении десятилетий предотвращало глобальную войну, – «ядерное сдерживание» или возможность взаимного гарантированного уничтожения (MAD), – похоже, в начале XXI века уже перестает существовать. “то произошло в период нарастания gjkbnbxtcrjq нестабильности в мире и стремительного роста военно-политического противостояния. «Остатки» сдерживания уже не гарантируют от начала войны в период резкого обострения. Новые реалии XXI века, в особенности мировой системный кризис 2008–2012 годов, показали, что мир стоит на пороге радикальных изменений в экономической и социально-политических областях, которые не могут не отразиться на военно-политической области и, прежде всего, на сценариях развития ВПО и СО.

 

Таким образом мы наблюдаем классический последовательный переход неблагоприятного сценария развития МО в еще менее неблагоприятный сценарий развития ВПО, который в наибольшей степени ориентирован на Евразию по следующим причинам:

 

1. Взаимное гарантированное уничтожение с политической точки зрения не является больше средством, противодействующим эскалации конфликтов в Евразии. Основные центры силы и противоборства – сосредоточены в Евразии и противоречия между ними развиваются по нарастающей.

 

2. Одновременно наблюдается стремительный рост военной мощи государств Евразии и США, который сопровождается резким увеличением военных расходов, количества и качества ЛС и ВиВТ.

 

3. Создаются новые ВиВТ, прежде всего ВТО, способное выполнять стратегические задачи, которые ранее решались с помощью ЯО, в частности, уничтожение важнейших политических, военных и экономических объектов. Так, приоритетность таких объектов (в том виде как ее видят российские исследователи) выглядит следующим образом.

 

[3]

 

4. Создание глобальной системы ПРО предполагает резко возросшую в будущем возможность защиты от уцелевших после нападения стратегических сил в ответном ударе. Причем первый удар по СНВ может быть массированным применением ВТО, что позволит сохранить нападающей стороне в качестве дополнительной угрозы стратегические наступательные силы.

 

Таким образом мы наблюдаем два, прямо противоположных сценария развития возможного военного конфликта в Евразии в условиях, когда политические и иные противоречия делают все более неизбежным применения военной силы.

 

Сценарий № 1 «ядерного сдерживания» в Евразии.

 

Этот сценарий предполагает, что военное столкновение можно предотвратить, если государство Евразии (или союз, блок, коалиция) обладают потенциалом «ядерного сдерживания». В разной степени это сценарий разделяют не только руководство России, Китая, Индии и Пакистана, но и Японии и других стран Евразии.

 

В соответствии с таким сценарием необходимо для всех стран на континенте в той или иной степени придерживаться следующих общих принципов:

 

– сохранения возможности при любых обстоятельствах для нанесения ответного ядреного удара. Этот принцип предполагает модернизацию и наращивание ЯО, систем боевого управления и др. мероприятий;

 

– сохранения возможности на разных этапах неядерного конфликта эффективно вести боевые действия, не прибегая к ядерному оружию;

 

– не участвовать в мероприятиях по ограничению и сохранению ЯО.

 

– обеспечивать себе постоянный рост политико-экономической и военной мощи в регионе.

 

Сценарий № 2 «ядерного сдерживания» в Евразии.

 

Этот сценарий, как представляется, становится главным будущим сценарием США в Евразии. Он развивается в соответствии со следующими принципами:

 

– создания стратегического наступательного потенциала ВТО, способного поразить все важнейшие объекты в Евразии;

 

– создание стратегического оборонительного потенциала США, способного обеспечить защиту от ответного удара;

 

– проведение мероприятий по:

 

– ограничению и сокращению ЯО в мире и в Евразии, включая его запрет в неядерных государствах;

 

– недопущение ограничения и сокращения ВТО и других видов и систем ВиВТ, необходимых для уничтожении ЯО;

 

– международным ограничениям по распространению ЯО и новых технологий.

 

Иногда может сложиться впечатление, что в мире хаотично и бесконтрольно нарастает протест против ЯО и «вдруг» активизируются мероприятия по его сокращению и уничтожению

 

Однако процесс «самоуничтожения» ядерного сдерживания происходит отнюдь не случайно, хаотично, без влияния со стороны. С самого начала установления ядерного равновесия в конце 60-х годов, которое стало первопричиной «разрядки» и положило начало контролю над вооружениями, США стремились избавиться от «неудобства» такого равновесия. Оно серьезно ограничивало их возможности использовать военную силу в мире, а, главное, не позволяло им форматировать международные отношения под американское единоличное лидерство. Сегодня это «неудобство» превратилось в серьезное препятствие для США потому, что новые центры силы вполне сознательно создают свои военные инструменты, включая ЯО. При этом речь идет не только о КНР, Индии, Пакистане, но и о новых потенциальных владельцах ядерного потенциала – растущих гигантах.

 

Даже в 90-е годы ХХ века, когда были уничтожены ОВД и СССР, а Россия во многом перестала быть суверенной державой, стремительно теряя последние атрибуты ядерной мощи, существование самой возможности ядерного удара со стороны России воспринималось как единственный реальный сдерживающий фактор и атрибут великой державы, которые явно и скрыто влияли на амбиции и активность американской внешней политики. Поэтому в XXI веке для США «ядерное сдерживание» превратилось уже не только в преграду для использования военной силы по отношению к СССР/России, но и в глобальное препятствие для сохранения американского мирового лидерства.

 

Борьба за контроль над геополитическим пространством, транспортными коридорами и ресурсами, которая усиливается в XXI веке, неизбежно повлечет за собой дальнейшую активизацию американской силовой политики. Эта тенденция усилилась в последние два десятилетия (Югославия, Афганистан, Ирак, Ливия, Сирия, Украина и др.), но она при этом объективно сдерживалась отсутствием монополии США на применение ОМУ. Эти конфликты, есть все основания так полагать, развивались бы совершенно по-иному, если бы не было «ядерного сдерживания». Для Сирии, Ирака, Югославии применялись бы совершенно иные сценарии ведения вооруженной борьбы.

 

Собственно это «неудобство» для США объясняет очень многое в их внешней и военной политике, в частности, например,стремление быстро сократить и даже уничтожить СЯС, да и все виды ОМУ, но, главное, создать стратегический неядерный потенциал, способный вернуть военной силе США способность быть «используемым» инструментом политики. И это «неудобство» становится неприемлемым для США в XXI веке в период обострения мировых противоречий.

 

Это же «неудобство» в конечном счете объясняет и фанатичную приверженность США к созданию глобальной системы ПРО, размещению ее компонентов по периметру границ России, в Европе и АТР. Создание глобальной ПРО – обязательное условие и предпосылка отказа от политики «ядерного сдерживания», которая стала абсолютно неприемлемой для США. По сути дела отказа от ПРО означал бы для США отказ от идеи ликвидации «ядерного сдерживания» и сохранения определенного внешнего влияния и даже контроля над использования ими военной силы.

 

Это же «неудобство» лежит в основе решений о развитии крупных программ БЛА, КР всех типов базирования, роботизирования ВС, ВМФ и авиации. Надо отчетливо понимать, что решения о разработке крупных программ ЯО будут находиться под прямым воздействием успеха или неудачи в политике «ядерного сдерживания». Очевидная «потеря интереса» США к ядерному оружию (в т.ч. переоснащение его носителей на неядерные боеприпасы) вызвана прежде всего надеждами на ликвидацию «ядерного сдерживания».

 

Сегодня влияние «ядерного сдерживания», в том числе и на интеграционные процессы в Евразии, недооценивается, хотя, по сути, успех, например, европейской интеграции объясняется не столько экономическими мотивами, сколько интересами безопасности и военно-политического сотрудничества в Европе. В этой связи ключевым вопросом является вопрос о том, насколько лет еще хватит «остатков» «ядерного сдерживания». Ясно, что речь идет не о десятилетиях, а о годах, но… все-таки.

 

С этой точки зрения сценарий укрепления «ядерного сдерживания» по самым различным направлениям евразийского и даже более широкого - международного – сотрудничества, представляется вполне перспективным. Концепция «ядерного сдерживания» в свое время оказалась эффективной во время октябрьского (1962 г.) кризиса на Кубе. В дальнейшем она также использовалась в менее ясной форме. Поэтому есть все основания полагать, что ее потенциал может быть реанимирован не только применительно к России и ее ближайшим союзникам, но и превращен в концепцию «расширенного» ядерного сдерживания, предполагающую участие других государств.

 

 

_____________________

 

[1] Дубнов А. Ташкент ушел, проблемы остались / Россия в глобальной политике. 2012. Т. 10. № 4. С. 72.

 

[2] Арбатов А. Г. Противоракетные дебаты: в поисках согласия // Воздушно-космическая оборона. 2012. № 4(65). С. 21.

 

[3] Амурская государственная медицинская академия Кафедра мобилизационной подготовки здравоохранения и медицины катастроф / Основы мобилизационной подготовки здравоохранения Благовещенск 2010 / http://www.amursma.ru/downloads/Zakr/2/Osnovy_mobilizatsionnoy_podgotovki_zdravookhraneniya_.pdf [2]. С. 85.