… научная информация, позволяющая повысить реалистичность

прогнозов развития мировой военно-политической обстановки, 

необходима как никогда[1]

 

Е. Нарышкин, Председатель ГД ФС РФ

 

 

От оценки СО правящей элитой и ее реакции во многом зависит характер реальной ВПО и СО. Очевидно, что если полагать, что СО характеризуется тем, что «В мире у России нет явно выраженных врагов – потенциальных агрессоров…», а «вероятность нападения – со стороны какой-то крупной державы или коалиции мала»[2] (как  писал недавно бывший сотрудник МИДа и администрации Президента РФ С. Кортунов, выражая позицию большинства российской элиты и экспертного сообщества), то и меры в области стратегического планирования будут приниматься исходя из этой оценки.

 

И, наоборот, если считать, что СО стремительно усложняется и имеет долгосрочную тенденцию к ухудшению[3], то необходимы срочные и масштабные меры, предназначенные для укрепления национальной безопасности страны. Меры, которые, естественно, потребуют пересмотра приоритетов социально-экономического развития страны, коррекции бюджета и многих других крайне непопулярных мер. Очевидно, что такие шаги неизбежно приведут к внутриполитическим осложнениям и другим трудностям, если они не будут хорошо обоснованны.

 

Субъективность в оценке СО, таким образом, может иметь разные причины. Нельзя исключать более того, следует предполагать, что субъективную оценку и прогноз развития ВПО – СО могут формировать извне с помощью сознательной дезинформации. Известно, что во время войны такие масштабные мероприятия по дезинформации относительно реальной СО приводили к огромным потерям и даже проигранным кампаниям.

 

Иными словами субъективность в оценке СО – это ее главная особенность. Прежде всего потому, что любая СО является уникальной со всех точек зрения, специфическим явлением, которое не повторяются в точности, даже если оно совпадают по месту и по времени, составу участников, применяемым ВиВТ, политической конфигурации и т.д. Эта абсолютная уникальность проявляется в сугубой социальной, военной, политической и иной конкретности СО, войн и конфликтов, имеющих порой решающее значение. Эта же уникальность СО позволяет манипулировать манипуляции толкованием СО являются частью ежедневной политики  по формированию общественного мнения. Достаточно вспомнить ежедневно задающиеся «простые» вопросы в СМИ: кто на Вас собирается нападать? Зачем НАТО нападать на Россию? И кроме «умные» соображения.

 

С другой стороны, с научной точки зрения, уникальность, конкретность и неповторимость таких явлений как СО, военные конфликты и войны, делает попытки их систематизации, формализации, а тем более стратегического прогнозирования очень условными, достаточно общими, объективно лишенными конкретики. В этой связи изначально должно быть принято за аксиому, что не существует универсальных методов и прогнозов СО, способных дать конкретные предположения и рекомендации в отношении всех сценариев и вариантов развития СО.

 

Уникальность любой СО или войны (конфликта) заключается также в том, что их нельзя вырвать из общего контекста развития конкретного сценария ВПО и МО. Они не просто являются органической составной частью ВПО и МО, но и непосредственно, прямо и логично вытекают из их развития. Нельзя «вырвать» отдельную войну и даже незначительный военный конфликт из всего контекста развития происходящих мировых событий – эволюционного, а тем более революционного, – хотя иногда это и пытаются делать. Причем в XXI веке эта зависимость увеличивается. Именно «гибридность» является в настоящее время ключевым моментом в оценке характеристики войны, конфликта и СО. Не случайно ему на Западе уделяется исключительное внимание, в частности, в известной работе Г. Хоффмана, который следующим образом представляет себе развитие конфликта, подчеркивая нарастающую степень риска по мере роста интенсивности.

 

 [4]

 

Как видно сложные, «гибридные» войны и конфликты стали наиболее реальными угрозами и частыми войнами и конфликтами в XXI веке. При этом именно «гибридные» войны стали наиболее часто используемыми средствами США и Запада в целом, хотя именно для оправдания этого продвигается идея о их происхождении из других источников: «… гибридные угрозы, особенно со стороны таких государств, как Китай, Россия, Иран и Северная Корея, представляют наибольший операционный риск, который отражен на рисунке, в связи с более высокой интенсивностью конфликта и большей частотой возникновения. Этот пункт изображен в качестве «отправной точки» в кривой изменения спектра конфликтов, миссии и задачи которых сходятся во времени и не выполняются в линейном порядке»[5].

 

Важно понимать, что при стремительно нарастающем изменении в значении субъективных факторов формирования СО, остается решающая роль за объективными факторами и тенденциями, которые формируют ВПО. «Новая» СО, вырастая из ВПО, не может не быть его продуктом и следствием. Так, новая СО в ходе Курской битвы неизбежно базировалась на той военно-политической обстановке и тех факторах, которые сложились к лету 1943 года: общем количестве бронетанковой техники, их качестве, численности авиации и используемых боеприпасах, работе была (в т.ч. ремонтных частей), качестве личного состава и т.д.

 

С точки зрения восприятия СО необходимо помнить, что любой, а тем более будущий сценарий развития СО, войны или конфликта – будут системным явлением, сочетающим множество постоянных и переменных факторов: природных, географических, политических, экономических, военно-технических и пр. При анализе и прогнозе необходимо учесть необходимо максимальное большинство из них, ибо игнорирование даже самых незначительных (ошибки, например, в обмундировании войск или сроках военной кампании), приводили в 1812 и 1941 годах к серьезным военным поражениям). Субъективные переменные факторы формируют некую систему переменных величин, значение которой в формировании СО возрастает и имеет крупные последствия. Причем не только положительное, но и отрицательные. Вопрос однако в том, каким образом учесть не только известные факторы, но и спрогнозировать появление новых, в т.ч. очень влиятельных факторов, способных изменить радикально всю ситуацию.

 

Развитие сценариев СО в долгосрочной перспективе неизбежно предполагает, кроме того, «смену парадигм», т.е. изменения качества («фазовые изменения») во всех областях военного дела. Причем не только экономических, социальных и политических, но и гуманитарных, мировоззренческих. Поэтому неизбежно необходимый качественный анализ СО, основанный на изучении глобальных тенденций развития, должен быть обязательным дополнением к количественному анализу государственной и военной мощи субъектов ВПО, который делается в настоящее время с привлечением все большего числа анализируемых факторов.

 

В целом же обязательность системного подхода в оценке и анализе СО диктуется объективной сущностью природы войны, которая, по справедливому замечанию российских исследователей, может быть рассмотрена, как минимум, как:

 

– средство, используемое политиками для достижения своих целей. В таком аспекте война обращена к политическим лидерам, правительствам, государствам

 

– процесс взаимодействия, вооруженное столкновение, вооруженная борьба двух и более сопротивляющихся социальных субъектов. Этой ипостасью война обращена к вооруженным силам, к армии.

 

– определенное состояние общества (и государства) во всех его измерениях, которое характеризуется доминантой вооруженного насилия и способ решения социальных задач. Этой стороной война обращена к обществу в целом. Графически это можно отразить с помощью схемы[6].

 

 

Соответственно и СО, формирующая основные особенности конкретной войны, одновременно выступает отражением и состояния государств и обществ, и процессов, происходящих в вооруженных силах, и средством политики государств и военно-политических коалиций.

 

Для лучшего понимания сущности войны необходимо, по мнению российских ученых, учитывать также следующие ее признаки[7], которые отражаются каждый раз на конкретном состоянии СО и перспективах ее развития:

 

– война есть не просто социальное явление и самостоятельная область (сфера) общественной жизни, но и специальная социальная реальность;

 

– война – это макросоциальный конфликт в разобщенном обществе;

 

– наличие не менее 2-х субъектов, участвующих в ней;

 

– цели и задачи этих субъектов противоположны;

 

– недостаток определенных ресурсов для достижения этих целей;

 

– наличие средств вооруженного насилия с обеих сторон;

 

– возможность и готовность их применения для разрешения противоречивых целей и задач субъектов (государств, социальных общностей);

 

– массовое широкомасштабное применение средств вооруженного насилия с обеих сторон.

 

– активное противодействие субъектов друг другу.

 

– юридический акт объявления состояния войны  главами государств и (или) законодательными органами власти и другие.

 

Надо сказать, что каждая из этих особенностей требует своего уточнения и конкретизации в каждой конкретной СО. Тем более стратегический прогноз возможного сценария развития СО предполагает стратегический прогноз каждой из этих особенностей.

 

Наконец, перечень признаков войны указанный выше, отнюдь не является исчерпывающим и может быть дополнен. Более того, он обязательно будет дополнен и расширен в интересах каждой из сторон. Причем очень важно понимать, что в условиях информационной войны та или иная сторона заинтересована в том, чтобы по-своему трактовать характер войны. Причем – «по-своему» – означает не просто определение войны, но создание ее виртуального образа, такого образа характера стратегической обстановки, который нередко абсолютно отличного от реальной СО. Примеров в современной истории достаточно много, но наиболее, «удачные» примеры сознательного искажения СО Соединенными Штатами в Ираке и Сирии, когда те пытались обвинить эти правительства в использовании ОМУ. Война в 2014 году на Украине дала основания полагать, что СО и сценарий ее развития создавались задолго до собственного начала военных действий. Можно предположить, что тщательно разработанный сценарий развития СО предполагал реализацию в 2015 году, но столкнувшись с реалиями – готовностью России активно противодействовать и помогать Украине осенью 2013 года и стихийным обострением внутриполитической ситуации – был «скорректирован» в сторону ранней реализации, перенесен на 1–1,5 года. Этим, в частности, можно объяснить неподготовленность к развитию событий в Крыму и в юго-восточных регионах, а, главное, недостаток накопленных ресурсов для реализации задуманного сценария СО.

 

Особенностью сознательно-субъективного искажения СО является то, что в этом процессе задействованы системным образом все информационные ресурсы – СМИ (электронные, печатные, сетевые) – а также противодействие – в массовом порядке, без ограничений и каких-либо допущений критики со стороны оппонентов или оппозиции.

 

Другой особенностью этого субъективного искажения СО является сознательное, без всяких ограничений и стеснений, ссылок на «разумность» и т.д. искажение действительности, когда не задумываясь вбрасывают любую информацию, не только не требуя подтверждений, проверки и др. традиционных для СМИ действий, но и заведомо зная ее ложность. Более того, вбрасывается в массовом порядке сознательно сфабрикованная искаженная информация.

 

Подобное сознательное искажение СО происходит за счет фактически монопольного использования огромных потоков информации, создаваемых подконтрольно заранее, в соответствии с планом развития СО, которые плотно «вписаны» в единую информационную политику государственных структур (в США – Государственного департамента и ЦРУ, контролирующих не только национальную информационную политику, но и в большинстве стран-союзников).

 

Организуется своего рода искусственный «информационный взрыв», который исключает возможное противодействие информационных ресурсов противника, либо делает его минимально ощутимым. Этот же массированный взрыв формирует виртуальный образ СО – «народного восстания», «революции» и т.д. Для такого информационного взрыва нужны огромные массивы информации, которые создаются заранее либо использованием существующих СМИ, либо создание специальных новых СМИ. Так, «революция» на Украине была подготовлена в том числе и появление «вдруг» тысяч новых сайтов, агентств, блоггеров и т.д.

 

 

Задача при формировании образа СО, чтобы большинство этого информационного потока было направлено в нужное русло. На фоне, такого объема информации теряется кроме того сообщение, которое не является для владельцев информационных потоков приоритетным. Для этого используется армия недорогих сетевых ресурсов, генерирующих необходимую информацию и реакцию на нее.

 

[8]

 

Контроль над большими объемами информации, как и контроль над «сетью», является важнейшим условием эффективности сетецентрической войны, когда изначально необходимо создать ложный образ МО, ВПО и, конечно же, СО, а также ложный образ врага. Это возможно только в том случае, когда этот ложный образ будут «лепить» большинство влиятельных СМИ. Примеры с войной в Грузии и на Украине – очень наглядны.

 

Наконец, огромное значение в формировании СО приобретают специальные кибероперации и атаки, в частности, с помощью  специально подготовленных заранее объектов. Так, член ВПК РФ по АСУ Игорь Шеремет, иллюстрирует эту мысль следующим образом[9].

 

 

Надо понимать, что информационная война против России ведется разными способами. В том числе (и прежде всего) в сетевом сообществе, является частью сетецентрической войны. Причем воздействие на общество и элиту, формирование субъективно-ложного образа СО происходит на разных уровнях. Так, для правящей элиты России ложная СО формируется под влиянием таких тезисов, как «единая европейская общность», «либеральные ценности», «демократия» и т.д. Для массового потребления – «уровень жизни в Европе», «права и свободы» и т.п.

 

Особенное значение в целях сетецентрической войны имеют отдельные, целевые социальные группы, отличающиеся по национальному, социальному, религиозному и иным признаков, для каждого из которых создается собственный уникальный, субъективный образ врага, СО, положения в стране.

 

Возрастающее значение для формирования субъективно-искаженного образа СО имеют социальные сети. Прежде всего из-за того, что они способны охватить неограниченное количество социальных групп граждан, для каждой из которой будет сформирован свой собственный, уникальный субъективно-искаженный образ противника и СО. Если для СМИ, особенно общефедеральных, а тем более мировых, характерна универсальная информационная политика, то для социальных сетей – возможна только своя, особенная, отвечающая представления достаточно узкой группы граждан. Так, невозможно, например, манипулировать сознанием граждан из Бурятии, проживающих в Москве, через федеральные СМИ (это – слишком узкая группа), но, в случае необходимости, это легко сделать через сообщество в социальных сетях, которое имеет на них большое влияние.

 

Только социальные сети способы сверхоперативно реагировать на меняющуюся обстановку, в т.ч. СО, где возможны изменения в течение суток и даже часов. Особенно в условиях, когда развивается военный конфликт и СО меняется буквально в течении нескольких часов. Как показывает статистика, реакция сетей может измеряться тысячами посещений в течение часа, если происходят знаковые события.

 

[10]

 

Этим активно пользуются те, кто создает искусственно субъективно-искаженную СО, что хорошо было видно на примере Украины, когда в сети размещалась заведомо ложная информация, которая могла повлиять на изменение СО. Так, неожиданная громкая «победа» украинских войск вынуждала менять дислокацию войск оппозиции, подрывала их боевой дух и т.п. И, наоборот, «позитивная» ложная информация могла изменить реальную СО на ТВД.

 

Все это говорит о новом характере СО и войны и новом значении невоенных средств ведения войны. Так, в частности, некоторые военные теоретики даже считают, что война – это в первую очередь экономическая, дипломатическая, психологическая, информационная борьба, а роль вооружённой силы, вооружённой борьбы отодвигается на второй план. По мнению В. Гулина, например: «Войну отличает не форма насилия, а основные её сущностные признаки: бескомпромиссная борьба с применением средств насилия в течение определённого времени, победа одной из сторон и поражение другой, существенное изменение соотношения сил, а в итоге – иная их расстановка»[11]. Таким образом, также как и в определении самой войны, выделение ее сущностных признаков является многоплановым и неоднозначным.

 

Тем не менее, по мнению многих авторов, определяющим признаком войны является военное насилие, то есть применение технических средств (оружия) для физического подавления врага, подчинения его своей воле. Это и составляет, по их мнению, сущность войны в точном смысле этого слова: «На основе анализа вышеприведенных определений войны, а также ее наиболее очевидных признаков, представляется возможным дать следующее определение войны, – пишут российские авторы. По их мнению, «В самом общем виде,… война есть двухстороннее вооруженное столкновение антагонистических противоположных сил, проявляющееся в массовости и широкомасштабности, несущее за собой человеческие жертвы и потери»[12].

 

Другими словами, «вооруженное нападение», «массового» и «человеческие потери», считаются по-прежнему основными характеристиками войны.

 

И с этой характеристикой современной СО совершенно нельзя согласиться по причине того, что субъективно-искаженные представления о СО, ставшие нормой для сетецентрической войны, совершенно по-иному отражают существующие реальности. Эту разницу можно представить в следующем сравнении.

 

 

В частности войн на Ближнем Востоке. Очень наглядно демонстрируется эта логика и на примере военного конфликта на Украине, где военную победу в революции одержали невооруженные формирования. Те же, что и в Тбилиси, и в Каире.

 

 

____________________

 

[1] Нарышкин С.Е. Вступительное слово / Подберезкин А.И. Долгосрочное прогнозирование сценариев развития военно-политической обстановки. М.: МГИМО(У), 2014. С. 3.

 

[2] Кортунов С.В. Мировая военно-политическая ситуация. Год 2025 / Международная жизнь, 2009. № 5 / http://interaffairs.ru/author.php?n=arpg&pg=225 [2]

 

[3] Подберезкин А.И. Презентация доклада «Международные последствия развития ситуации в мире до 2030 года». М.: МгИМО9У), 2014. Ноябрь.

 

[4] Фрэнк Г. Хоффман. Гибридные угрозы: переосмысление изменяющегося характера современных конфликтов / http://www.intelros.ru/geopolitika/2013_XXI/4.pdf [3]. С. 58.

 

[5] Фрэнк Г. Хоффман. Гибридные угрозы: переосмысление изменяющегося характера современных конфликтов / http://www.intelros.ru/geopolitika/2013_XXI/4.pdf [3]. С. 58.

 

[6] Бочарников И.В., Лемешев С.В., Люткене Г.В. Современные концепции войн и практика военного строительства. М.: Экон-информ, 2013. С. 31.

 

[7] Бочарников И.В., Лемешев С.В., Люткене Г.В. Современные концепции войн и практика военного строительства. М.: Экон-информ, 2013. С. 32.

 

[8] Крылова C. Brand Analytics. SOCIAL MEDIA ANALYTICS: технологии исследования будущего / http://www.smileexpo.ru/public/upload/showsEvent/sma_technology_of_ [4] the_future_research_13974630971293_file.pptx. С. 4.

 

[9] Шеремет И. Россия создает единую систему отражения кибернетических атак / Эл. ресурс: «Евразийская оборона». 2014. 21 ноября / http://eurasian-defence.ru [5]

 

[10] Крылова C. Brand Analytics. SOCIAL MEDIA ANALYTICS: технологии исследования будущего / http://www.smileexpo.ru/public/upload/showsEvent/sma_technology_of_ [4] the_future_research_13974630971293_file.pptx. С. 5.

 

[11] Бочарников И.В., Лемешев С.В., Люткене Г.В. Современные концепции войн и практика военного строительства. М.: Экон-информ, 2013. С. 33.

 

[12] Бочарников И.В., Лемешев С.В., Люткене Г.В. Современные концепции войн и практика военного строительства. М.: Экон-информ, 2013. С. 33.