Фундаментом политики и стратегии государств являются национальные интересы и ценности, которые вписаны в геополитику. Понятие «геополитика» – очень широкое и трактуется часто по-разному. Наиболее точное и объемное – отражает взаимосвязь основных факторов, формирующих МО, культуру, стратегии государств и международные связи, где большая роль принадлежит системам ценностей национальных государств. Вот как, например, его определяет директор Объединенного института оборонных исследований Бал Кришан Шарма, «Геополитика в широком смысле – это взаимосвязь географии, ресурсов, демографии, культуры, идеологии и политической системы государства, определяющая его международные связи. Культура представляет собой смесь основных национальных ценностей, верований, традиций, моделей поведения, привычек, символов, достижений и конкретных способов адаптации к стратегической среде (подч. А.П.). Внешняя политика – то, как страна использует различные стратегии для выстраивания отношений с другими государствами и международными организациями»[1].

 

Национальные интересы и ценности с точки зрения мировой политики и геополитики России формально отражены в Стратегии национальной безопасности в редакции 2021 года под № 8, где они сформулированы следующим образом: «Поддержание стратегической стабильности, укрепление мира и безопасности, правовых основ международных отношений»[2].

 

Важно понимать, что объективно, Россия – не простое государство, а принадлежит к числу нескольких государств-цивилизаций, государств-континентов. Поэтому ее национальные интересы значительно шире только тех государственных интересов, которые ограничены нынешней территорией Российской Федерации, оставленной ей в результате умышленного развала СССР[3]. Это интересы постсоветских республик и всего «Русского мира» – огромного пространства, входившего в Российскую империю несколько сотен лет. Историей, культурой, ресурсами и занимаемой на планете площадью Россия объективно выходит далеко за эти государственные границы. Из этого исторического и геополитического факта следует исходить при анализе современной международной обстановки.

 

История славянских племен – антов, скловенов и других – уходит далеко в прошлое. Ее известная и общепринятая в настоящее время часть относится к периоду второй половины первого тысячелетия. Еще в 862 году на севере Восточной Европы сложился крупный союз из ряда восточно-славянских, финно-угорских и балтских племен, под властью князей династии Рюриковичей, основавших Древнерусское государство. В 882 году князь Олег захватил Киев, объединив под одной властью северные и южные земли восточных славян. В результате успешных военных походов и дипломатических усилий киевских правителей в состав нового государства вошли земли всех восточнославянских, а также некоторых финно-угорских, балийских, тюркских племён. Параллельно шёл процесс славянской колонизации северо-востока Русской земли.

 

Надо подчеркнуть, что огромная роль принадлежала в истории такому институту нации, как государство, расположенному на Русской равнине без естественных границ, которые сложились только в XVIII веке – от Берингова пролива до Балтийского моря, Турции и Швеции. Древняя Русь, Московское государство и Россия являлась крупнейшим государственным образованием Европы своего времени, боролась за доминирующее положение в Восточной Европе и Черноморском регионе с самыми сильными государствами того времени – Хазарским каганатом и Византийской империей, а затем с Римской империей. При князе Владимире Святославиче в 988 году Русь приняла христианство. Князь Ярослав Мудрый издал первый русский свод законов – Русскую Правду.

 

Национальные геополитические интересы России вытекают из того, что она одновременно является:

 

– великой державой, огромным пространством Евразии,

 

– державой, через которую проходит множество транспортных коридоров, связывающих не только части Евразии, но и других континентов;

 

– мировую кладовую природных ископаемых (более 30% мировых запасов природных ресурсов);

 

– одной из выдающихся мировых наций, создавших оригинальную культуру, духовное и историческое наследие всего человечества.

 

В настоящее время Россия вызывает откровенную ненависть правящих кругов глобалистских государств, потому, что она открыто призывает и организовывает сопротивление силовому принуждению со стороны США и членов западной коалиции.

 

Исключительную ценность для нации и мировой цивилизации представляет российское государство и его институты, которые являются старейшими действующими институтами и государством из ныне существующих в Европе[4]. Так, вече, которое существовало издревле на Руси, – более совершенное институт, чем зависимые парламенты европейских государств.

 

Огромное значение на Северо-Востоке Руси имело единоначальное правление князей, которое превратило Русь в самостоятельное государство при Иване III. Это – государственничество стало в центре самосохранения России как при Рюриковичах и Романовых, так и при большевиках.

 

Геополитические интересы России с феодальных времен встречали устойчивое отношение, которое сформировалось в политику русофобии еще в средние века. Причём не только у западноевропейцев, но и у некоторых русских либералов, в том числе авторитетных писателей. Так, жёстко относился к славянам Энгельс. В 1849 г. он писал в «Neue Rheinische»: «Ближайшая мировая война сметет с лица земли не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы… У Европы только одна альтернатива: либо подчиниться игу славян, либо окончательно разрушить центр этой враждебной силы – Россию».

 

И далее – совершенно в духе современной русофобии: «Славянские народы Европы – жалкие вымирающие нации, обреченные на уничтожение. По своей сути процесс этот глубоко прогрессивен. Примитивные славяне, ничего не давшие мировой культуре, будут поглощены передовой цивилизованной германской расой. Всякие же попытки возродить славянство, исходящие из азиатской России, являются „ненаучными” и „антиисторическими”. В конечном счете, немцам и германизированным евреям должны принадлежать не только славянские области Европы, но и Константинополь» («Революция и контрреволюция в Германии»).

 

«Необходима безжалостная борьба не на жизнь, а на смерть с предательским по отношению к революции славянством, истребительная война и безудержный террор…. У Европы только одна альтернатива: либо подчиниться игу славян, либо окончательно разрушить центр этой враждебной силы – Россию…».

 

Эти эпитеты и аргументы можно признать типичными для западной либеральной мысли о России. И по-прежнему современно звучат слова Маркса в европейской газете о том, что для того чтобы считаться либеральной, «достаточно вовремя проявлять ненависть к русским»[5]. Точно также к русским относятся и современные российские либералы.

 

На основании всего этого будет разумным принять, что в течение многих веков в правящей элите Запада настойчиво складывалось и совершенствовалось устойчивое представление о России как об иной, чуждой и таящей угрозы цивилизации. Никаких признаков того, что это представление было подвергнуто пересмотру позже, не наблюдается. Даже в «дружеской» Финляндии, обязанной России своей независимостью, в десятилетия сознательно формировавшихся благоприятных отношений создавались очаги русофобии, которые вдруг, неожиданно, охватили всё общество. Такое могло быть только в том случае, когда русофобия в стране существовала и подогревалась исподволь.

 

Между политическим неприятием России и русофобией, с одной стороны, и стратегической стабильностью, с другой, существует определенная связь: русофобия исчезает, когда Запад терпит военное или иное поражение в борьбе с Россией, и, наоборот, усиливается, когда Западу кажется, что им приближено «стратегическое поражение» нашей страны. Этим во многом объясняется, что те или иные явления приобретают совершенно различный характер. Бывший директор московского отделения фонда «Карнеги» (иноагента) Дмитрий Тренин констатирует: «Приходится констатировать, что стратегическое сдерживание в его постсоветской конфигурации оказалось неспособно предотвратить угрозу, которую президент России неоднократно характеризовал как экзистенциальную. Будущее страны в большой степени зависит от того, когда и чем закончится украинский конфликт»[6].

 

Действительно, военные действия России на Украине с самого начала сопровождались недвусмысленной отсылкой к ядерному устрашению. Оно ограничивало масштабы и интенсивность западных агрессивных акций и всегда оставалось фактором сдерживания даже в тех случаях, когда сама политики сдерживания устрашением и отрицалась. Ядерный фактор до последнего времени предотвращал непосредственное военное вмешательство в конфликт Соединённых Штатов и их союзников в форме объявления воздушного пространства над Украиной бесполетной зоной или отправки на Украину натовских войск. Попытки давления Запада на Минск, например, решительно парированы размещением в Белоруссии оперативно-тактических ракетных ядерных комплексов РФ. Тем не менее, в США сделали вывод, что с учётом перечисленных выше ограничений страны Запада могут вести прокси-войну на Украине и даже постоянно поднимать в ней ставки, не опасаясь ядерного удара.

 

Киевский режим стал для Вашингтона почти идеальным инструментом, а Украина превратилась в расходный материал американской стратегии. Вашингтон даже поставил перед собой задачу, беспрецедентную для прежних отношений с Москвой, – нанести стратегическое поражение России руками ВСУ при всесторонней поддержке Киева со стороны Запада»[7]. Надо понимать, что формулировка «стратегическое поражение» изначально предполагает капитуляцию России как государства и ликвидацию, как нацию. Именно из такой трактовки цели Вашингтона в отношении России следует исходить, а не пытаться найти «разумные компромиссы».

 

Европейские союзники, прежде всего Франция и Великобритания, обладающие ядерным оружием, публично демонстрируют еще большую, чем Соединённые Штаты, готовность к военной эскалации, что следует иметь в виду, прогнозируя возможные последствия развития конфликтов. Президент Франции, например, неоднократно заявлял о возможности отправить на Украину регулярные войска и начал кампанию по привлечению к военной экспедиции других стран НАТО, а британский министр иностранных дел демонстративно снял ограничения на удары ракет по территории России. Стратегическая безответственность Парижа и Лондона, практически прокладывает дорогу к прямому столкновению между ядерными державами, делает ситуацию качественно более опасной.

 

Целый ряд принципиальных изменений в МО и ВПО требует от США и их союзников корректировкой в использовании политики силы как в ее «мягкой», так и самых «жестких» формах[8]. Это добавляет специфики в особенности «переходного периода»[9] во внешней и военной политике США, важнейшей из которых становится смена главной цели силового воздействия[10]. На этом очень важном обстоятельстве необходимо остановиться подробнее.

 

Если в прежние периоды человеческой истории такими наиболее приоритетными целями войны и силовой политики вообще являлись:

 

– ограбление, контрибуции, захват рабов;

 

– захват территории, оккупация с целью получения дополнительной выгоды;

 

– изменение политики, религии, отношений с союзниками и т. п.;

 

– наконец, разгром ВС и всего государства,

 

– то в настоящее время главной целью является силовое принуждение правящих элит к той политике и системам ценностей, тем нормам, которые выгодны нападающей стороне. Оккупация, военные действия могут быть рискованны и не выгодны экономически, политически опасны, а последствия не предсказуемы[11]. Контроль над государством может быть более эффективно и безопаснее осуществлен с помощью подконтрольной элиты и соответствующей идеологии, а не с помощью открытых военных действий (которые не исключаются, более того, предполагаются, но к которым стараются прибегать не сразу, угрожая их применением)[12]. Пример – контроль над бывшими странами-членами ОВД в Европе и СССР в 90-е годы со стороны США и их союзников.

 

 

 

________________________________________

 

[1] Бал Кришан Шарма. Культура как политика: индийский опыт /Россия в глобальной политике, 2024, №4 (128), с.157.

 

[2] Путин В.В. Указ президента Российской Федерации № 400 от 2 июля 2021 г. «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации». Раздел III, Статья 25.

 

[3] Подробнее: Мир в XXI веке: прогноз развития международной обстановки по странам и регионам: монография / А.И. Подберёзкин, М.В. Александров, О.Е. Рожионов и др. // МГИМО МИД РФ, Центр военно-политических исследований, 2018. – 768 с.

 

[4] С 862 года – даты создания Русского государства – существует только одно государств в Европе – Сан-Марино. «Россия является старейшим национальным государством Европы» – отмечал И.Л. Солоневич. Русская нация появляется на историческом поприще одновременно с большинством других христианских наций Европы. Если посмотреть на карту Европы X–XI века, то, в большинстве своем, мы увидим на ней те же страны и народы, что и сегодня, за очень и очень немногими исключениями. Англия, Франция, Польша, Чехия, Венгрия, Дания, Швеция, Норвегия, Сербия, Хорватия, Болгария появились на карте именно в этот период.

 

[5] Цит. по: Цветков С. Русофобия внешняя // История от историка, 17 мая 2022 г. / https://dzen.ru/a/YoCOPLcIAA4Lyo3d [2]

 

[6] Тренин Д. Стратегическое сдерживание: новые контуры // Россия в глобальной политике. Т. 22, № 4 (128), июль–август 2024, – сс. 78.

 

[7] Тренин Д. Стратегическое сдерживание: новые контуры // Россия в глобальной политике. Т. 22, № 4 (128), июль–август 2024, – сс. 79.

 

[8] Подберезкин А.И. Взаимодействие официальной и публичной дипломатии. В кн.: Публичная дипломатия: теория и практика. – М.: Аспект Пресс, 2017, – сс. 36–54.

 

[9] См. подробнее: Подберёзкин А.И. «Переходный период» развития военно-силовой парадигмы (2019–2025 гг.). Часть 1. Научно-аналитический журнал «Обозреватель». 2019, № 4 (351), – сс. 5–25; Подберёзкин А.И. «Переходный период»: эволюция политики военно-силового противоборства западной военно-политической коалиции (2010–2024 гг.). Часть 2. Научно-аналитический журнал «Обозреватель», 2019, № 5 (352), – сс. 5–21.

 

[10] Summary of the 2018 National Defense Strategy of the United States of America. – Wash., Jan. 2018, – pp. 3–11.

 

[11] Прежде всего, в качестве силовых средств политики используются такие силовые не военные средства, как экономические и торговые санкции. См. подробнее: Подберёзкин А.И., Подберёзкина О.А. Политика санкций как часть политики «силового принуждения» // Обозреватель, 2018, № 11, – сс. 7–9, а также продолжение: Обозреватель, 2018, № 12, – сс. 8–28.

 

[12] Публичная дипломатия: Теория и практика: Научное издание. Под ред. М.М. Лебедевой. – М.: Аспект-Пресс, 2017, – сс. 21–36.