А. Дубнов, обозреватель «Московских новостей»

 

Традиционная концепция стратегической стабильности, … 

состоит в том, что … безопасность обеих сторон 

обеспечивается их обоюдной возможностью причинить 

друг другу неприемлемый ущерб в ответном ударе, 

даже приняв на себя первый удар противника[2]

 

А. Арбатов, академик РАН

 

 

То, что на протяжении десятилетий предотвращало глобальную войну, – «ядерное сдерживание» или возможность взаимного гарантированного уничтожения (MAD), – похоже, в начале XXI века перестало существовать. К сожалению, это произошло в период нарастания нестабильности в мире и стремительного роста военно-политического противостояния. «Остатки» сдерживания уже не гарантируют от начала войны в период резкого обострения. Новые реалии XXI века, в особенности мировой системный кризис 2008–2012 годов, показали, что мир стоит на пороге радикальных изменений в экономической и социально-политических областях, которые не могут не отразиться на военно-политической области. Сегодня влияние этой области, в том числе и на интеграционные процессы, недооценивается, хотя, по сути, успех европейской интеграции объясняется не столько экономическими мотивами, сколько интересами безопасности и военно-политического сотрудничества в Европе. В этой связи ключевым вопросом является вопрос о том, насколько лет еще хватит «остатков» сдерживания. Ясно, что речь идет не о десятилетиях, а о годах, но… все-таки.

 

В этой связи опасна продолжающая недооценка значения военно-политических аспектов евразийской интеграции, хотя именно общность стратегических интересов безопасности может стать той основой интеграции, которая превратит ее в политико-экономическую реальность. По этому поводу ректор МГИМО(У) А. Торкунов справедливо заметил: «Россия – «срединный континент» (между Китаем, Тибетом и «западным полуостровом» – Европой), «сухопутный океан, пространство российской цивилизации…, называемой Евразией, оказалась перед необходимостью выработки нового внешнеполитического курса…»[3].

 

Концепция «ЕвразВКО» определенно исходит не только из необходимости укрепления режима ядерного сдерживания и недопущения понижения порога использования ядерного оружия, но и расширения представления о ядерном сдерживании за пределы традиционно ядерных государств – США, России, КНР, Великобритании и Франции, а также включения в понятие «ядерное сдерживание» неядерного компонента и ВКО.

 

Представление о ядерном сдерживании в XXI веке, должно формироваться с учетом появления и массового распространения неядерных стратегических вооружений и, видимо, неизбежном развитии систем ВКО не только в ядерных государствах, но и повсеместно в других странах.

 

Еще в 2003 году, описывая возможные сценарии будущей войны, И. Капитанец писал: «В основе замысла вероятного начала агрессии заложена идея о возможности одновременного уничтожения Стратегических ядерных сил (СЯС) РФ обычными боезарядами крылатых ракет (КР) в первом «обезоруживающем ударе». Цель первого удара достигается применением высокоточных крылатых ракет большой дальности преимущественно морского базирования. Этим оружием в первом, массированном, одновременном, «обезоруживающем» ударе подавляются: командные пункты (КП) и фунтовые пусковые установки (ГПУ) РВСН, объекты ПВО, аэродромы, командные пункты армии, системы управления и связи, выводятся из строя важнейшие военные объекты и информационные центры.

 

По мнению американских аналитиков, первый удар США может считаться достаточным и эффективным только в случае, если будут гарантированно уничтожены более 85% сил СЯС РФ (от численности ЯБЗ РФ в 2010 г. по договору CHB-3 2003 г.). В этом случае США удастся избежать невосполнимого ущерба для своей территории, так как американская ПРО будет в состоянии уничтожить все баллистические ракеты РФ (или большую их часть), запущенные в ответном ударе.

 

После выхода США из договора по ограничению ПРО в 2002 г. противоракетная оборона США непрестанно развивается и совершенствуется. В случае успешности работ по совершенствованию ПРО США к 2010 г. процент допустимо не уничтоженных сил СЯС РФ может повысится до 30–25. Носителями высокоточных крылатых ракет с обычными боезарядами являются крейсера УРО, эсминцы УРО, подводные лодки и стратегические бомбардировщики и (что возможно) грунтовые ракетные установки (ГПУ КР)»[4].

 

Соответственно, по мере увеличения дальности КР и появление ГЗЛА, районы, из которых потенциально могут наноситься удары, значительно расширяются.

 

Важен и другой аспект: реализация планов возможного использования неядерного ВТО в стратегических целях возможна только в том случае, если будет развернута глобальная система ПРО, гарантирующая защиту от уцелевших СЯС ответного удара со стороны России.

 

И, наоборот, – невозможность нанесения «разоружающего» удара может быть обеспечена только посредством создания эффективной системы ВКО страны (либо значительного числа объектов), либо… нанесения упреждающего удара по ПУ КР и местам сосредоточения ВМФ США и ПЛА. Выбор – политический и заведомо невыигрышный для России, если она будет делать ставку на упреждающий удар. Но, с другой стороны, она уже поставлена перед фактом возможного «разоружающего» удара со стороны США с помощью КР разных типов базирования. В этом ударе СЯС США играют второстепенную роль, а создающаяся система ПРО – основную. И чем глубже будут сокращения потенциалов СНВ России и США, тем сильнее будет проявляться эта тенденция. Тем более, что развитие и модернизация СНВ России вряд ли можно назвать достаточным. Как справедливо заметил С. Топалов, описывая эту сложную взаимосвязь, «Почему-то они никогда не задумывались над тем, сколько из стоящих на дежурстве межконтинентальных баллистических ракет (МБР) не сможет стартовать из шахт по причине технической неисправности, а из стартовавших сколько по той же причине не преодолеет и полпути до территории противника, сколько боевых блоков будет уничтожено противоракетной обороной (ПРО) противника, сколько из прорвавшихся сквозь ПРО боеголовок упадет слишком далеко от объекта поражения или сработает не на полную мощность. Но, главное, при рассмотрении вопросов ядерного противостояния большинство авторов зацикливаются на сценариях классической ядерной войны, когда агрессор поражает стратегические объекты противника исключительно ядерными средствами. Для них до сих пор остается незамеченной провозглашенная Америкой еще в 1980-х годах теория глобальной неядерной войны»[5].

 

Между тем ситуацию заведомо осложняют программы массированного развертывания ВТО в неядерном и ядерном («чистом») варианте сверхмалой мощности. По разным оценкам, к 2015 году предполагалось, что США будут иметь до 100 тыс. единиц ВТО[6].

 

Опыт последних конфликтов также весьма показателен. Так, ноябрьская война 2012 года в секторе Газа показала, что, во-первых, с помощью высокоточных средств поражения Израиль уже в первые часы не только ликвидировал часть руководства ХАМАСа, но и большинство иранских ракет «Фаджр-5» и прочих ракет, способных наносить удары до 40–75 км., качественно изменив военную ситуацию в свою пользу.

 

Во-вторых, созданная Израилем тактическая система ПРО «Железный занавес» доказали свою эффективность, обнаруживая 100; запущенных неуправляемых ракет, уничтожая до 90% (система способна прогнозировать их показание, не уничтожая те ракеты, которые попадут в незасеянную зону). Территория, которая эффективно прикрывается одной батареей, достигает 150 км2, дальность поражения 4–70 км (по некоторым сведениям – 150), а высота – 10 км. Такая эффективность позволила свести потери до минимума. За 2011 год при 229 ракетных обстрелах погибло 3 человека, а ракеты – 38.

 

Таким образом сочетание высокоточных неядерных средств поражения и систем противоракетной обороны продемонстрировала очень высокую эффективность: фактически за несколько дней было уничтожено военно-политическое управление, средства поражения (включая подземные ПУ) при минимальных потерях гражданских лиц и полностью нейтрализован потенциал ответного удара.

 

Этот пример демонстрирует не только интеграцию средств нападения и обороны в современной войне, но и возможность одной небольшой страны (пусть высокоразвитой) создавать эффективный наступательно-оборонительный потенциал, роль высокоточных неядерных систем поражения и современные возможности ПРО и ПВО. Поэтому, когда говорят о создании региональной (региональных), а тем более глобальных систем ПРО, следует иметь в виду, что в отличие от 70-х годов прошлого века, необходимо учитывать как принципиально новые возможности неядерных средств нападения и защиты, так и их комплексное использование. Так, в США (с разной степенью эффективности) разрабатываются гиперзвуковые ЛА разных типов, способные летать со скоростью до 10 М, т.е. преодолеть расстояние в тысячу километров менее, чем за 5 минут. Собственно этот потенциал и лет в основу концепции «Быстрого глобального удара» (Prompt Global Strike), предполагающей нанесение в течение часа разоружающего удара неядерными боеприпасами в любой точке мира. Некоторые неудачи, которые постигли американцев на этом направлении, не должны обескураживать. То, что эта проблема решаема технически, доказал еще опыт СССР, где еще в 70-х годах была создана лаборатория «Холод» на базе ЗРК С-200. «В ходе летного испытания ракета сумела развить скорость в 5,2 числа Маха (около 6 тыс. км/ч). На основе этого проекта машиностроительное КБ «Радуга» в Дубне разработало стратегическую крылатую ракету Х-90, более известную на Западе как AS-X-21. Непритязательный с виду аппарат длиной 12 м и со складывающимися крыльями размахом 7 м, будучи запущен с борта Ту-160М, улетает со скоростью 5 М за 3 тыс. км, имея на борту две ядерные боеголовки индивидуального наведения. Х-90 была способна подниматься на высоту более 30 км и активно маневрировать в полете»[7].

 

Уже сегодня для многих ясно, что создание ЕвроПРО в Европе и других регионах планеты не ограничатся третьей и четвертой фазами – за ними неизбежно последуют другие, но вот сколько их будет и какие в итоге системы ПРО будут созданы, где они будут развернуты, – остается до сих пор загадкой. Уже говорят о системе ПРО в Юго-Восточной Азии и глобальной ПРО. Как справедливо заметил Д. Рогозин, «На вопрос: «А будет ли после третьей, четвертой фазы пятая, шестая, седьмая…? … нам улыбаются в ответ. Конечно, мы понимаем, что после четвертой фазы будут и пятая, и шестая, седьмая»[8]. Видимо, процесс развертывания систем ПРО необратим. Поэтому есть смысл говорить не терминами ХХ века, вспоминая о Р. Макнамаре и стратегии взаимного гарантированно уничтожения (MAD – Mutual Assured Destruction), а использовать новые категории.

 

Важно отметить, что любая система ПРО, а тем более интегрированная с наступательными вооружениями система ВКО, работает исключительно на основе алгоритмов, в автоматическом режиме. Поэтому в создании систем ПРО-ВКО изначально необходимо закладывать такие алгоритмы, которые не допускали бы не только несанкционированного использования, но и не вызывали бы у других сторон сомнении в отношении намерении обладателей систем ПРО, а, тем более, интегрированных ВКО. Нельзя исходить, как считают некоторые авторы, в т.ч. в России, что решению об использовании СЯС будет предшествовать кризисный период, который исключает нанесение внезапного ядерного удара или массированного использования высокоточных неядерных средств поражения. Вот почему любое движение в создании региональных ПРО предполагает изначально высокую степень риска, непредсказуемости.

 

«Евразийский аспект» американской системы ПРО хорошо известен, хотя о нем говорят значительно меньше, чем  о европейском. Как отмечает эксперт В. Евсеев, «далеко не всегда замечается, что создаваемая американцами система ПРО носит глобальный характер, а основные ее компоненты развернуты не в зоне ответственности НАТО, а в далеком от Европы Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР).

 

Этот восточный сектор противоракетной обороны планируется создать от Австралии через Филиппины, Тайвань, Республику Корею и Японию до Аляски. Ее составными частями являются американские военные объекты на Гавайских островах и в Калифорнии. Несомненно, что создаваемая система направлена против все более усиливающегося основного американского геополитического противника – Китая, хотя с формальной точки зрения она предназначена для отражения северокорейских ракетных угроз»[9].

 

Не стоит забывать в этой связи о НАТО, который превратился в военно-политический союз, претендующий на глобальную ответственность. Как отмечают эксперты МГИМО(У), анализирующие его деятельность, «Партнерство с «восходящими державами» – Китаем, Индией, «форматом» БРИКС или тем более ОДКБ не относится к приоритетным задачам НАТО (несмотря на заинтересованность в кооперативной безопасности). В Чикаго подтвердился «обычный» эгоцентрический подход НАТО, исключающий изменение курса на военно-политическое доминирование в Европе и мире, признание реального равноправия и взаимный учет интересов в области безопасности. Содействие урегулированию международных проблем и кризисных, конфликтных ситуаций рассматривается не с позиции обеспечения всеобщей безопасности, а исключительно в ключе интересов членов альянса в соответствии со статьей 5 Вашингтонского договора.

 

В современной стратегии НАТО институирована политика новых азимутов вне атлантической зоны ответственности, «свобода рук» в географических координатах от Японии до Австралии и Новой Зеландии. К политике «эффективного и гибкого партнерства», своего рода «инновационной системе» в рамках продвигаемой доктрины «кооперативной безопасности», предполагается подключить эвентуальных партнеров по всему миру, включая Монголию»[10].

 

Таким образом и военно-политически, и военно-технически США расширяют свое глобальное присутствие, которое должно быть обеспечено прежде всего средствами воздушно-космического нападения и защиты. И если политика «ядерного сдерживания» России еще какое-то время может работать, то ее необходимость в АТР и Евразии уже отпала.

 

Не стоит исключать полностью из этой логики и собственно Китай, военные возможности которого стремительно увеличиваются вслед за экономическим потенциалом, а политические амбиции существенно возрастают. Смена политического руководства страны осенью 2012 года мало что проясняет. С одной стороны, новый генсек Си Цзиньпин считается близким к военной элите, а, с другой, он «психологически возлагает очень большие надежды на продолжение хороших связей с США»[11].

 

Неопределенность в оценке внешнеполитического курса Китая сохраняется, тогда как приобретение им потенциала СНВ и ПРО стало реальностью, не позволяя игнорировать замечания некоторых исследователей о том, что Китай может договориться с США за счет России. Таким образом в уравнение ядерного сдерживания последних лет добавляется новый компонент – стратегические и оборонительные возможности Кита.

 

Стратегическая стабильность в мире на протяжении шести десятилетий обеспечивалась ядерным сдерживанием – возможностью СССР (России) и США нанести ответный удар, который свел бы к нулю вероятные политические и военные преимущества от использования ядерного оружия. Нравится это или нет, но такая ситуация на протяжении всего периода удерживала стороны от прямого военного столкновения даже в тех случаях (в Корее, Вьетнаме, на Кубе и т.д.), когда вооруженные силы сторон вступали в непосредственное столкновение. Пока что политические и военные конфликты в мире не ставили под сомнение эту данность, но это отнюдь не означает, что так будет и впредь, что это устраивает США.

 

А кроме того объективные процессы развития ВТ средств поражения и обороны демонстрируют стремительное старение представлений о классическом ядерном сдерживании.

 

При этом прежде понималось, что создание глобальной системы ПРО США, безусловно, дестабилизирует ситуацию. Что, собственно говоря, и явилось главным мотивом заключения Договора по ограничению ПРО сторон 1972 года. Сегодня, говоря о дестабилизирующем значении ПРО, некоторые эксперты полагают, что внезапный ядерный удар невозможен в принципе. Ему должен предшествовать политический и военный конфликт. Как пишут авторы доклада РСМД, излагая такую точку зрения, «Прежде всего необходимо учесть, что ядерная война не может возникнуть внезапно, как и невозможен внезапный ядерный удар. Даже в разгар «холодной войны» такой сценарий не относился к числу вероятных сценариев. Без сомнения, ядерной войне будет предшествовать период крайнего обострения политической конфронтации, выполнения мероприятий по повышению готовности войск, создания группировок на угрожаемых направлениях, частичного или полного выполнения мобилизационных мероприятий и т.д. С высокой вероятностью ядерному конфликту будет предшествовать военный конфликт с применением только обычного оружия. Отсюда следует, что военно-политическое руководство каждой из сторон будет в готовности к своевременному реагированию на факт ядерного нападения. Тем более, не вызывает сомнения готовность боевых расчетов на всех пунктах управления и готовность самой системы боевого управления. Подводные лодки со стратегическим оружием будут находиться на патрулировании, мобильные МБР рассредоточены, самолеты стратегической авиации в готовности к взлету или частично в режиме дежурства в воздухе»[12].

 

Хотелось бы однако серьезно возразить такой позиции. Уже говорилось об автоматизме в принятии решений, когда ответная реакция реализуется на основе разработанных сложных (и поэтому не всегда совершенных) алгоритмов. Но необходимо добавить следующее. Во-первых, военно-политическая обстановка и отношения могут меняться стремительно, в течение нескольких дней, а иногда и часов (конфликт с Грузией 2008 года – очевидный пример), а военные потенциалы – десятилетиями. Никто не может гарантировать, тем более, если у одной из сторон будет эффективная ПРО, что в случае резкого обострения она не воспользуется такой потенциальной возможностью. Во всяком случае игнорировать этот факт – наивно, хотя именно это и делают некоторые политики и ученые. В том числе и в России. Особенно если будет знать, что вероятность безнаказанного использования будет высока.

 

 

Во-вторых, сама по себе потенциальная возможность нанесения разоружающего удара, (обладая гарантией безнаказанности), ставит другую сторону в заведомо невыгодную позицию, когда ей можно диктовать (или пытаться) политические условия и даже шантажировать. Это «косвенное» использование военной силы сродни «мягкой силе», но является на деле наиболее эффективным внешнеполитическим инструментом. В этих условиях США могут пойти даже на одностороннее сокращение СНВ (или их ликвидацию). Как следует из доклада движения «Global Zero», подготовленного авторитетными американскими специалистами, одностороннее сокращение ядерных вооружений вполне даже компенсируется высокоточными обычными средствами, если Россия не развернет свою систему ВКО. В докладе также отмечается, что сокращение и снижение уровня боеготовности ядерных сил США создадут условия для договоренностей России и США по ПРО. Судя по отношению академика С. Рогова к этому докладу, он всерьез рассматривает такую возможность[13], хотя и без того ясно, что «замена» СНВ США на высокоточные системы, вкупе с глобальной ПРО, ведет к простому снижению, даже уничтожению «ядерного порога» и превращает саму идею ядерного сдерживания в архаизм. Понятно, что это вполне устроила бы США, но насколько это будет устраивать Россию?

 

По мере развития потенциалов СЯС обеих сторон, появления качественно новых систем боевого управления, стратегических неядерных вооружений и новых технологий противовоздушной и противоракетной обороны ситуация становится принципиально иной: усиление ПРО (до способности уничтожать стратегический потенциал) по мере сокращения СНВ сторон может рассматриваться как нарушения стратегической стабильности и ядерного сдерживания, а взятые оба процесса в комплексе, – как очевидная угроза национальной безопасности нашей страны. Понятно, что потенциал ответного удара обесценивается не только с военной, но и с политической точки зрения.

 

Надо понимать, что количественное сокращение потенциалов СНВ России и США неизбежно не только в силу достигнутых договоренностей по ДСНВ-3, но и в силу морального и физического устаревания СЯС обеих держав, их вытеснению высокоточными стратегическими неядерными вооружениями. Во многом это естественный процесс морального и физического устаревания, но развертывание в перспективе глобальной ПРО уже сегодня ставит трудноразрешимую проблему: каким образом компенсировать нарастающую дестабилизацию, ведь сегодня нет соглашений ни по ограничению СНВ Китая, Франции и Великобритании, ни ограничений на массированное развертывание СКР или ударных беспилотных ЛА, ни будущих ГЗЛА.

 

Остаются расчеты только СНВ США и России, которые выглядят следующим образом[14].

 

 

Даже сегодня, учитывая тенденции развития ПРО, систем боевого управления и ВТ вооружений, соотношение СЯС России и США не выглядит убедительным. Особенно, если учитывать темпы ввода в строй новых пополнений МБР и БРПЛ в России и «провальные» десятилетия в НИОКР в российской ВКО. Тем более это соотношение будет неопределенным после 2020 года, когда потенциал российских РВСН будет во многом девальвирован. Рассчитывать на то, что средства преодоления и уничтожения американской ПРО будет эффективны изначально – иллюзия. США, надо полагать, уже просчитали эти возможности и будут готовы к их нейтрализации в том числе стратегическими неядерными вооружениями, с помощью которых уже сегодня они могут уничтожить в первом ударе не менее 30% ключевых целей в России и 100% целей в КНР.

 

Понятно, что руководство нашей страны учитывает и эти варианты. Как отметил президент России В. Путин, «Вероятность глобальной войны ядерных держав друг против друга невысока, таковая означала бы конец цивилизации...

 

… Однако нужно учитывать, что научно-технический прогресс в самых разных областях, начиная от появления новых образцов вооружений и военной техники и заканчивая информационно-коммуникационными технологиями, привёл к качественному изменению характера вооружённой борьбы. Так, по мере массового принятия на вооружение высокоточных неядерных средств большого радиуса действия всё более чётко будет проявляться тенденция закрепления за ними роли оружия решительной победы над противником, в том числе и в глобальном конфликте»[15].

 

Это – вполне реальная среднесрочная перспектива до 2020–2022 года, которая подкреплена соответствующими решениями в стратегическом планировании, конкретными программами, НИОКР и финансированием. Это – реальность, от которой США нее откажутся ни при каких обстоятельствах.

 

Но возможны, более того, вероятны, новые технологические прорывы, заделы для которых были сделаны в предыдущие десятилетия. Как отметил В. Путин, «Большое, если не решающее, значение в определении характера вооружённой борьбы будут иметь военные возможности стран в космическом пространстве, в сфере информационного противоборства, в первую очередь – в киберпространстве. А в более отдаленной перспективе – создание оружия на новых физических принципах (лучевого, геофизического, волнового, генного, психофизического и др.). Всё это позволит наряду с ядерным оружием получить качественно новые инструменты достижения политических и стратегических целей»[16]. Эти прорывы сегодня трудно прогнозировать. Но, как показывает человеческая история, они неизбежны, если для этого есть соответствующий «социальный заказ». А он есть: кризис 2008–2011 годов показал, что не только в мире ослабли позиции США и модель их поведения доказала свою неэффективность и опасность, но и в самих США можно ожидать радикальные кризисные явления. И не только финансовые, экономические, но и социальные, и политические. Как в этих условиях поведут  себя правящие круги США никто не знает.

 

Пока что можно констатировать, что в настоящее время параллельно стремительно увеличиваются возможности США в области ПРО в различных регионах, которые направлены на нейтрализацию СНВ не только России, но и Китая. Может быть, даже прежде всего Китая. Развертывание морских (мобильных) систем ПРО означает, что они могут быть в короткие сроки переброшены в любой регион мира, что вкупе с создаваемым США «поясом» ПРО от Австралии до Аляски, может серьезно изменить соотношение сил в АТР. И это не далекая перспектива, а уже нынешняя реальность. Так, противоракета второго поколения Standard Missile – 3 (SM-3) Block 1B, запущенная с корабля ВМС США, поразила учебную боеголовку баллистической ракеты среднего радиуса действия, стартовавшей с полигона на Гавайских островах в ходе испытаний в июне 2012 года. Это было первое испытание новейшей противоракеты и усовершенствованной системы Aegis BMD 4.0.1 морского базирования. Всего в рамках работ по программе ПРО Aegis было проведено 27 испытаний противоракет, 22 из которых были успешными.

 

Это второе подряд успешное испытание новейшей противоракеты. В мае 2012 года противоракета второго поколения Standard Missile – 3 (SM-3) Block 1B системы ПРО Aegis, запущенная с корабля ВМС США в районе Гавайских островов, поразила учебную баллистическую ракету ближнего радиуса действия.

 

Таким образом мобильные системы ПРО ракет среднего и ближнего радиуса уже испытаны и стали фактом. Как сообщалось в прессе, в рамках создания европейской системы противоракетной обороны Соединенные Штаты разместят на базе в Роте (Испания) четыре ракетных эсминца, оснащенных многофункциональной боевой информационно-управляющей системой Aegis. Эти системы легко могут быть направлены в любой регион планеты, а численность их развертывания доведена практически до любого уровня. Платформ – судов, подводных лодок и других, в т.ч. наземных средств, – более, чем достаточно.

 

В 2014 финансовом году, который начинается 1 октября 2013 года и заканчивается 30 октября 2014 года, на базу в Роте уже будут переведены эсминцы Ross и Donald Cook с базы в Норфолке, штат Вирджиния. В 2015 финансовом году на базу в Роте будут переведены эсминец Porter, также базирующийся в Норфолке, и эсминец Carney из Мейпорта, штат Флорида. По сообщению МО США, эти боевые корабли будут задействованы не только в противоракетной обороне Европы, но и в случае необходимости могут быть переброшены в распоряжение Центрального командования ВС США, т. е. в регион Персидского залива и Аравийского моря[17].

 

Об этом сообщает Wall Street Journal, ссылаясь на чиновников американского Министерства обороны. «Наша риторика сфокусирована на Северной Корее, – сказал Стивен Хилдрет, эксперт исследовательской службы Конгресса США. – Но на самом деле мы в долгосрочном плане смотрим на слона в комнате, то есть на Китай».

 

Система ПРО будет покрывать все большие пространства Азии. Новый радар будет размещен в Японии, а еще один – возможно, в Юго-Восточной Азии, например, на Филиппинах. Они будут связаны с кораблями и наземными базами, на которых располагаются ракеты-перехватчики.

 

Этот план представляет собой часть новой стратегии президента США Барака Обамы, которая предусматривает переброску военных ресурсов в Азиатско-Тихоокеанский регион.

 

Сейчас в распоряжении США есть всего 26 кораблей, оснащенных противоракетным оружием. К 2018 году их число будет увеличено до 36. Ключевую роль в сохранении американского влияния в Азии играют авианосцы[18], но видимо в будущем эта роль перейдет к платформам, оснащенным системами ударного наступательное и оборонительного оружия.

 

На этом фоне ухудшении отношений КНР и Японии достаточно символично. Оно демонстрирует фундаментальные в своей основе разногласия между двумя странами – в области безопасности и системы ценностей. Как справедливо заметил эксперт в этой области А. Лукин, «Экономическая и политическая мощь Китая, основанная на длительном периоде успешного экономического роста, год от года увеличивается. Рост китайской экономики способствует углублению экономического сотрудничества с основными партнерами, в том числе и с Японией. Объем торговли между двумя странами в прошлом году достиг 345 млрд долларов США. Япония является крупнейшим инвестором в китайскую экономику, для нее Китай – ведущий торговый партнер, как в области импорта, так и экспорта.

 

Казалось бы, двум странам необходимо решительно избегать любых споров. Ведь серьезный конфликт нанесет непоправимый ущерб обеим странам, каждая из которых испытывает экономические сложности. Но экономические соображения не всегда определяют отношения между странами. Достаточно вспомнить, что накануне нападения Германии на СССР в 1941 году две страны были тесными экономическими партнерами. Экономическая взаимозависимость, конечно, является фактором, сдерживающим японо-китайскую конфронтацию. Но есть еще соображения политического, националистического, психологического характера»[19].

 

Поэтому отношения Китая с Японией, да и рядом других государств Юго-Восточной Азии, вряд ли можно назвать стабильными в будущем. Тем более что не только не решены многие территориальные вопросы, но и возникают новые. В этом контексте проблема ядерного сдерживания уже распространяется не только на российско-американские отношения, но и на китайско-японские, китайско-индийские, китайско-вьетнамские, китайско-индонезийские, тайваньские и др. отношения государств Юго-Восточной Азии, При этом Соединенные Штаты вносят свой, безусловно, дестабилизирующий элемент в это ядерное уравнение, развертывая свои наступательные и оборонительные системы, продвигая на рынки во все больших масштабах свои высокоточные вооружения.

 

Очень важная сторона проблемы, о которой пока еще мало говорят, заключается в том, что стремительно совершенствующийся и растущий количественно потенциал высокоточного неядерного оружия в Евразии девальвирует не только ядерное сдерживание, но и серьезно, качественно понижает порог использования военной силы, делает этот политический инструмент более привлекательным для многих стран. Причем существует определенная неконтролируемая тенденция «расползания» ВТО в Евразии. Так, по версии, продвигаемой спецслужбами США и Израиля, Китай плотно сотрудничает с Ираном в области ракетных и ядерных технологий. В частности, выявлены три варианта двух противокорабельных ракет, которые в Иране строятся под другими названиями. Среди них новейшие разработки С-701Т с электрооптической системой наведения и ее вариант C-701R, оснащенный системой наведения на сигнал радара.

 

С учетом получаемых ЦРУ данных, США ввели санкции против девяти китайских компаний, которые были уличены в иранской программе по строительству баллистических ракет (China Great Wall Industry Corporation, Norinco, Catic и др.). По данным иностранных СМИ, начиная с 1990-х годов Китай поставляет Ирану крылатые ракеты воздушного, наземного и морского базирования, а также компоненты к ним. С началом нового тысячелетия источники ЦРУ стали обращать внимание, что иранское ракетное оружие, а также подводные лодки Ирана, его мины и торпедные катера могут быть использованы против военно-морских сил США на Ближнем Востоке и, соответственно, нарушить поставки нефти из стран Персидского залива.

 

Согласно тем же источникам, Китай поставил в Иран «важные компоненты» для разработки ядерного оружия, производства отравляющих газов, ракетного топлива, а также, в американской интерпретации, «реактор для научных исследований»[20].

 

Ряд аналитиков отмечают, что подобные действия России, Китая и Ирана вполне естественны и являются ответными на действия США по развертываю ПРО. Так, индийский исследователь отмечает: «Пентагон делает все, чтобы окружить Евразию и Евразийский тройственный союз, состоящий из Китая, России и Ирана. Каждое действие, однако, порождает ответную реакцию.

 

Ни одна из этих трех евразийских держав не будет смирно сидеть, представляя собой пассивные цели для США. Пекин, Москва и Тегеран принимают собственные контрмеры, противодействуя военной стратегии Пентагона.

 

В Индийском океане китайцы развивают свою военную инфраструктуру, которую Пентагон называет китайским «жемчужным ожерельем». В Иране идет процесс расширения, целью которого является развертывание в водах персидского и Оманского заливов своих военно-морских сил все дальше и дальше от своих берегов. Все три евразийские державы вместе с несколькими своими союзниками размещают свои военные суда на береговой линии Йемена, Джибути и Сомали в геостратегически важном морском коридоре Аденского залива.

 

Американская глобальная система ПРО является составной частью стратегии Пентагона по окружению Евразии и этих трех держав. В первую очередь, эта военная система направлена на создание ядерного преимущества США для нейтрализации любого русского или китайского ядерного ответа на атаку США или НАТО. Глобальная система ПРО направлена на предотвращение какой-либо реакции или ядерного «ответного удара» со стороны русских и китайцев на «первый ядерный удар» Пентагона»[21].

 

Очень показателен в этой связи пример с Израилем, армия которого за несколько дней в ноябре 2012 года уничтожили все военно-политические центры управления, руководство ХАМАС и практически, все ракеты. Ситуация легко может быть экстраполирована с Ближнего Востока в Евразию. Этому фактически способствует и процесс ограничения и сокращения СНВ, который поддерживается США и Россией. Возникает ситуация, когда Россия собственными усилиями не укрепляет, а ослабляет свою безопасность, особенно, в контексте увеличения наступательного неядерного потенциала США, который уже фактически превратился в эффективный потенциал стратегических наступательных вооружений (СНВ). Что особенно заметно с конца 80-х годов. Уничтожение Красноярской РЛС, сокращение тяжелых МБР и ликвидация ракет средней и малой дальности в одностороннем порядке, безусловно, негативно повлияло на возможности ядерного сдерживания России на востоке стране и в целом в Евразии. В новых геополитических условиях актуальной проблемой становится пересмотр этих решений. Как отмечают в этой связи российские эксперты, «Парадоксально, что с сокращением ядерных вооружений до самых низких уровней вероятность его применения станет возрастать из-за снижения суммарного уровня наносимого им ущерба, – считают эксперты «Военного обозрения». И далее: «Смысл ядерного сдерживания устрашением в настоящее время состоит в двух положениях. Показывать вероятному противнику свою силу, возможности и способность для нанесения заведомо неприемлемого ущерба. Убеждать вероятного противника в своей воле и решимости применить по нему при необходимости ядерное оружие: сначала демонстративно в виде ограниченных или выборочных ударов, а затем и массированно в виде контрсиловых («разоружающих» и «обезглавливающих») и контрценностных («сокрушающего возмездия» по городам) стратегических ядерных ударов»[22].

 

Понятно, что такое качественное изменение в политике ядерного сдерживание имеет отношение прежде всего к ситуации в отношениях между Россией и США. Но не только. Очевидно, что в этот процесс втягиваются и другие страны. По сути дела на карту поставлена стратегическая стабильность и процесс ограничения и сокращения вооружений, более того, суть военно-политического равновесия, за которое боролся СССР всю вторую половину ХХ века.

 

Так, очевидно, что новой сферой противоборства становится космическое пространство (которое Россия и Китай предложили определить начиная с высот в 100 км), в котором можно размещать уже не только военную технику, но и оружие. Если не удается этого предотвратить, то высоты свыше 100 км будут также являться полем боя, где будет размещено ударное вооружение. Вот почему «2007 г. Россия заявила о подготовке совместно с Китаем проекта полномасштабного договора по предотвращению размещения оружия в космосе (ПРОК). В 2008 г. в рамках Конференции по разоружению этот проект был официально внесен на рассмотрение международного сообщества. Такой договор должен закреплять юридические обязательства на паритетной основе – без разделения стран на тех, кто «может иметь» оружие в космосе, и тех, кто «не может».

 

Основные обязательства по этому проекту договора сводятся к следующему:

 

– Не выводить на орбиту вокруг Земли любые объекты с любыми видами оружия, не устанавливать такое оружие на небесных телах и не размещать такое оружие в космическом пространстве каким-либо иным образом;

 

– Не прибегать к применению силы или угрозе силой в отношении космических объектов;

 

– Не оказывать содействия и не побуждать другие государства и международные организации к участию в деятельности, запрещаемой договором»[23].

 

По мере девальвации военно-стратегического равновесия все большую роль начинают играть уж не только региональное ядерные державы, но и государства, способные обеспечить себе определенные позиции с точки зрения возможностей коалиционной и даже национальной военной стратегии, в которой используются высокоточные неядерные вооружения и военная техника (В и ВТ). Так, проблемы с безопасностью России возникают не только с западного, южного и восточного, но и северного направлений. В сентябре 2012 года в Норвегии прошла встреча представителей военных ведомств североевропейских государств – Норвегии, Финляндии Дании, Швеции и Исландии, – на которой обсуждались вопросы военной интеграции, совместной военной политики и оценки потенциальных угроз. При этом, как оказывается, у всех этих стран есть «проблемы» в отношениях с Россией. В 2011 году, например, по оценке экспертов, «после принятия Россией проекта по освоению архипелага Шпицберген и начала его реализации, из Осло послышались слова протеста. Именно тогда впервые тема арктической безопасности приобрела резкие черты. Очевидно, что норвежские власти решили просто окончательно прибрать Шпицберген к рукам, а потому российский проект явно в их планы не вписывался. Самостоятельно Норвегия на антироссийские провокации вряд ли решится, поэтому сегодня для нее важно собрать своеобразную команду «единомышленников», которые под лозунгами арктической безопасности могут продавить инициативу об отмене положения о равноправной экономической деятельности на Шпицбергене»[24]. Особенно актуальными в этой связи становятся проблемы, связанные с Арктикой.

 

 

«Финляндия,– отмечают эксперты, – несмотря на достаточно внешнее политической спокойствие, устами правых сил заявляет, что пора бы поднять вопрос о статусе Карелии. И хотя здесь до Арктики далековато, но так кто же, в конце концов, будет измерять расстояние от Петрозаводска до арктических льдов с помощью линейки на географической карте. Главное – создать прецедент, а там уже погромче обозначить свою обеспокоенность»[25].

 

Казалось бы, что у других стран северной пятерки к России нет больших претензий, но это на самом деле не так. Если рассматривать Швецию, то оказывается, что после российско-грузинского военного конфликта шведские власти очень активно заявляли о российской «агрессии в Грузии» и о том, что эта агрессия угрожает Западу, косвенно призывая к активным действиям по нейтрализации российской «угрозы». Мало того, нейтральная Швеция все активнее заявляет о том, что видит свое дальнейшее развитие при активном сотрудничестве с НАТО.

 

К Дании у официальных российских властей тоже есть свои вопросы. Взять хотя бы проведение в этой стране так называемого Мирового чеченского конгресса, на котором собрался вся террористическая «малина», представители которой были в свое время объявлены в международный розыск. Даже Исландия не является страной, нахождение которой в этом своеобразном списке союзников по борьбе с фантасмагоричной арктической опасностью вызывает много вопросов»[26].

 

Создание Соединенными Штатами региональных систем ПРО в Европе, Северной Америке, на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии неизбежно приводит к выводу, что в конечном счете создается глобальная система ПРО, способная гарантировать защиту не только собственной территории страны и их союзников, но и вооруженные силы НАТО и других стран, размещенные на различных ТВД по всему миру. В случае использования Соединенными Штатами военной силы в любой ее форме такая возможность, безусловно, гарантирует им безопасность и способность понизить «ядерный порог» до приемлемого уровня.

 

 

_______________

 

[1] Дубнов А. Ташкент ушел, проблемы остались / Россия в глобальной политике. 2012. Т. 10. № 4. С. 72.

 

[2] Арбатов А.Г. Противоракетные дебаты: в поисках согласия // Воздушно-космическая оборона. 2012. № 4(65). С. 21.

 

[3] Торкунов А.В. Россия в системе международных отношений (ретроспективный взгляд) // Вестник МГИМО(У). 2012. № 5 (26). С. 48.

 

[4] Капитанец И.М. Флот в войсках шестого поколения. М.: «Вече», 2003.

 

[5] Топалов С. Шаткая концепция эшелонирования стратегических сил // Независимое военное обозрение. 2005. 22 апреля.

 

[6] Ягольников С., Шушков А. Соединенные Штаты пересматривают ядерную политику. 2008. 10 февраля.

 

[7] Глобальный ответ. Россия запустит гиперзвуковые ракеты / Эл. ресурс «Военное обозрение». 2012. 7 декабря / http://topwar.ru [2]

 

[8] Рогозин Д.О. Выступление на научно-практической конференции РСМД «Евроатлантическое сообщество безопасности: мир или реальность». М., 23 марта 2012 г. // РСМД. 2012. № 3. С. 52.

 

[9] Евсеев В.В. Восточный рубеж американской ПРО // Независимая газета. 2012. 5 октября. С. 4.

 

[10] Воронин Е.Р. Отношения Россия–НАТО: состояние и перспективы. Аналитическая записка ИМИ МГИМО(У). 2012. Декабрь. С. 3.

 

[11] Скосырев В. Коррупция может победить Китай // Независимая газета. 2012. 20 ноября. С. 7.

 

[12] Десять лет без договора по ПРО. Проблема противоракетной обороны в российско-американских отношениях: науч. докл. / [Рогов С.М. и др.]. – М.: Спецкнига, 2012. С. 40–41.

 

[13] Рогов С.М. ПРО для США стала религией // Независимая газета. 2012. 7 июля.

 

[14] Стратегическое ядерное оружие России и США / Эл. СМИ газета «Взгляд». 2009. 21 мая / http://vz.ru/infographics/2009/5/21/289078.html [3]

 

[15] Путин В.В. Быть сильными: гарантии национальной безопасности для России // Российская газета. 2012. 20 февраля.

 

[16] Путин В.В. Быть сильными: гарантии национальной безопасности для России // Российская газета. 2012. 20 февраля.

 

[17] США испытали противоракету для ЕвроПРО / Эл. СМИ «Взгляд». 2012. 27 июня / http://vz.ru/news/2012/6/27/585761.html [4]

 

[18] Скосырев В. США создают противокитайский ракетный щит // Независимая газета. 2012. 24 августа. С. 1, 4.

 

[19] Лукин А. Токио-Пекин: психология конфликта / Эл. Ресурс. Портал МГИМО(У). 2012. 3 октября / http://www.mgimo.ru [5]

 

[20] Мочульский А.Ф. Пекин и иранская проблема. Аналитические записки ИМИ МГИМО(У). М. 2012. Декабрь. С. 5.

 

[21] Nazemroaya M.D. Россия противодействует расширению системы ПРО США с моря. 2012. 17 ноября / http://rostend.su/?q=node/340 [6]

 

[22] Маркелл Ф.Б. Калькулятор стратегического сдерживания // Независимая газета. 2012. 31 августа.

 

[23] Антонов А.И. Международно-правовое регулирование военно-космической деятельности // Вестник МГИМО(У). 2012. № 4(25).

 

[24] На Россию наступают с Севера? / Эл. ресурс «Военное обозрение». 2012. Август / http://topwar.ru [2]

 

[25] На Россию наступают с Севера? / Эл. ресурс «Военное обозрение». Август 2012 г. / http://topwar.ru [2]

 

[26] На Россию наступают с Севера? / Эл. ресурс «Военное обозрение». Август 2012 г. / http://topwar.ru [2]