VIGILANCE

      В  конце  1988 года я работал в Женеве и должен был срочно вылететь  в  Израиль.  Билетов на ближайший прямой рейс не оказалось, и пришлось лететь  швейцарским самолётом до  Афин, а там сделать пересадку на самолёт греческой авиакомпании «Олимпик».  Багаж транзитных пассажиров, как известно,  перегружается с одного рейса на другой без их участия.  Но для рейсов в Израиль во всём мире  существует особая система проверки.  Багаж сначала доставляется  в специальное помещение. Там каждый пассажир должен опознать свои вещи, убедиться, что замки не повреждены, в сумки и чемоданы ничего не добавлено – и только после этого  они грузятся на автокары  и  отправляются к самолёту.

      Мой багаж состоял  из  чемодана и большой дорожной сумки, которая была для меня гораздо ценнее чемодана., т.к. в ней находились рабочие материалы  разведочного проекта, заказанного мне  швейцарской фирмой  Petroconsultants для крупной нефтяной компании.  Не говоря уже о большой стоимости проекта,  материалы имелись в единственном экземпляре.  И, естественно, по закону подлости (или  в более мягкой формулировке Мэрфи: «То, что может пойти не так, обязательно пойдёт не так»), сумки  в смотровом помещении не оказалось.  Я немедленно заявил об этом  старшему по погрузке, но это не произвело на него  никакого впечатления. Он покрутил свои большие греческие усы и спокойно заметил:

     - Не беспокойтесь. Наверное, её по ошибке отправили  другим рейсом.  Так бывает. В Израиле сделаете заявление, и её будут искать. - Он подумал и добавил: - А может сумку  уже погрузили в ваш самолёт, и вы её получите в Израиле.

     - Позвольте, - поразился я, -  что  значит  «уже погрузили»?   Без опознания? У вас что, так тоже бывает?

      - Бывает, почему нет, - невозмутимо ответил эллин, подтвердив  мои смутные подозрения, что  это уже не Швейцария, а скорее Левант.  

      Продолжать беседу не имело смысла. Подошёл автобус,  и  я  отправился на нём к самолёту.  Не переставая думать о сумке, о проекте  и о гонораре за него, я поднялся по трапу и занял своё место, которое было рядом с пилотской кабиной.   Дверь в неё была открыта, и я видел, как пилот готовится к взлёту – переключает тумблеры на панели, ведёт переговоры с диспетчером.  Наконец, все пассажиры  поднялись  на борт, стюардессы закончили наводить порядок в салоне, и  самолёт вот-вот должен был начать выруливание на взлётную полосу. А я всё думал о сумке… И вдруг сама она  отошла  на второй план, и вспомнились слова  усатого грека:  «Погрузка без опознания?  Бывает, почему нет».  «Чёрт возьми, - подумал я, - значит,  у них  это даже не ЧП, а рутина. Ну нет, так дело не пойдёт».  Я подозвал стюардессу.

     - Передайте командиру, что  я хочу поговорить с ним о безопасности  полёта.

     Она прошла в кабину и тут же вернулась.

     -  Вы имеете в виду безопасность вообще или что-то  конкретное?

     -  Конкретное.

     Стюардесса сказала об этом пилоту и снова подошла ко мне.

     -  Командир приглашает вас.

     Я вошёл в кабину и рассказал  ему о пропаже сумки.  Это произвело на командира не большее впечатление, чем на моего предыдущего собеседника. И ответ его был таким же – или она отправлена  по ошибке  другим рейсом, или уже погружена в наш самолёт.  Однако моя реакция на эти версии озадачила его и заставила задуматься.

     - Дело вот в чём, сэр, - сказал  я, - если сумка  окажется на другом рейсе, и мне придётся разыскивать её, то это моя проблема.  Но если она погружена без опознания на ваш самолёт,  то это ваша проблема.  И в таком случае я буду обязан сообщить об этом  службе безопасности аэропорта  Бен-  Гурион.  Вы же знаете об особых правилах  безопасности при полётах в Израиль.  У вас могут быть неприятности.

     Тон командира сразу же изменился.

     -  Что вы предлагаете?

     - Вам решать, капитан.  Но на вашем месте я бы не взлетал, не разобравшись с этой проблемой.

     - Хорошо, я сообщу диспетчеру.  Но не думаю, что он задержит вылет.  Мы и так опаздываем.

     Последовал долгий разговор  между ними  по-гречески, который я, конечно, не понял.  И вдруг, к моему удивлению, пилот сказал:  «Я получил указание провести повторное опознание багажа».

     Через несколько минут к самолёту подошли  пассажирские трапы и автопогрузчик  с лифтовой платформой.  Специальная машина с  прожектором осветила площадку (был уже поздний вечер).  Началась выгрузка багажа.  Капитан объяснил пассажирам ситуацию, попросил спуститься небольшими группами и  вновь провести опознание своих вещей.  И вот  весь багаж на земле. Сто пятьдесят человек  спускаются по трапам, находят свои вещи, и рабочие  тут же укладывают их на платформу погрузчика.  Вскоре и я вздохнул с облегчением, увидев  свою  злополучную сумку.  Наконец, опознание  закончено, все вещи уложены на погрузчик или поставлены  рядом с ним.  Пассажиры снова поднялись в самолёт. 

     Но что это? На ярко освещённой  площадке сиротливо стоит одинокий небольшой чемодан, у которого не нашлось владельца.  Последовала немая сцена.  Через минуту  капитан, наблюдавший  за происходящим с верхней площадки трапа, стряхнул оцепенение  и попросил поочерёдно пассажиров одного борта,  а затем другого посмотреть через иллюминаторы на чемодан – возможно кто-то  забыл указать на него при опознании.   Пассажиры  сделали это, но владельца так и не нашлось, чемодан продолжал одиноко стоять на земле.  Тогда капитан, заметно нервничая, предложил пассажирам спуститься ещё раз, пройти мимо чемодана  и внимательно разглядеть его.  Людская процессия  вокруг этого предмета напоминала какое-то ритуальное шествие. Но  результат  был прежний, чемодан никто не признал своим.

     … Пассажиры ещё не успели  в третий раз подняться по трапам, как завыли сирены, и к самолёту  со стороны аэровокзала  устремились полицейские машины и среди них – машина  с роботом на платформе.   Он выпустил длинную механическую руку, которая осторожно подняла чемодан и  перенесла в установленную на   платформе  специальную  камеру.

     Наш самолёт  покинул аэропорт с опозданием  на  два часа.  Перед взлётом стюардесса  снова пригласила меня в  пилотскую  кабину.

     - Вы нашли свою сумку, вы удовлетворены? – спросил командир.

     - Да, спасибо, капитан. Всё в порядке.

     - Очень хорошо,  Я рад, что всё кончилось благополучно. А теперь у меня к вам личная просьба – я бы не хотел, чтобы эта история с чемоданом  получила огласку.  Могу я рассчитывать на ваше понимание?

     Учитывая ситуацию, мне ничего не оставалось, как успокоить пилота и  сказать, что у меня нет намерения  сообщать об этом в Израиле.

     …  Поздно ночью мы   приземлились в  аэропорту  Бен-Гурион.  На пути к трапу я проходил мимо  кабины.  Капитан стоял  у открытой двери.  Я поблагодарил его  за полёт.

     -  Thank you  for your vigilance  (спасибо за вашу бдительность – англ.), - ответил  он  и  улыбнулся.

     …  Иногда, вспоминая эту историю,  я думаю – чем бы всё закончилось, если бы мою злополучную сумку не погрузили без опознания и мне не пришлось  бы  устраивать  эту кутерьму с выгрузкой - погрузкой  багажа?  Что это был за чемодан?  Ответы на эти вопросы я никогда не узнаю.

             ЛИСТАЯ   ЛИХОРАДОЧНО  УЧЕБНИК

     Многие знаменитости  прославились совсем не в той профессии, к которой готовились в молодые годы. Боюсь ошибиться, но кажется больше  всего это касается тех, кто собирался стать врачом.  Среди них есть выдающиеся писатели, актёры, музыканты, бизнесмены и т.д.  В  этом рассказе речь пойдёт о двух  врачах, чьи имена хорошо известны.  Один из них – Михаил Булгаков, другой – миллиардер Арманд Хаммер, владелец  нефтяной корпорации  «Оксидентал».  Что общего между ними, за исключением того, что оба получили дипломы с отличием, а затем расстались с медициной?  Две удивительно похожих  истории  будут ответом на  этот вопрос…

    В 1916 году выпускник медицинского факультета  Михаил Булгаков был назначен земским врачом Никольской  сельской больницы в Смоленской губернии. Других врачей в больнице не было.  Вот рассказ его жены  Татьяны:  «В первую же  ночь привезли роженицу с поперечным положением плода. Разве мог он объяснить  мужу несчастной женщины, что  только полгода назад  окончил университет и роды видел лишь два раза в жизни в клинике, да и то нормальные?  Он уложил пациентку на стол, а на другом столе  раскрыл  учебник по акушерству.  Бегая от книги к роженице, он начал свои манипуляции. У книжного стола ему приходилось  поневоле задерживаться  дольше, чем у операционного.   Он лихорадочно листал учебник в поисках  описания родов при поперечном положении плода.  Найдя  нужную иллюстрацию, он устремлялся к пациентке и выполнял предписанные действия.  К счастью, всё закончилось  благополучно…  Прошёл год, в течение  которого  он  принимал по пятьдесят человек в день. И, возвращаясь далеко за  полночь  домой, мечтал об одном – только бы не позвали на роды».

    В 1921 году Михаил Булгаков ушёл из медицины  и больше никогда не возвращался в неё.  Но однажды признался в дневнике:  «В минуты нездоровья и одиночества горько раскаиваюсь, что бросил медицину и обрёк себя на неверное  существование. Но, видит Бог,  одна только любовь к литературе была причиной этого».

    В том же 1921 году Арманд Хаммер, только что окончивший  медицинский факультет, приехал в Россию бороться с эпидемией тифа, охватившей голодающее Поволжье.  Ему было  двадцать три года.  В своей автобиографии «Свидетель истории» он объясняет это желанием помочь стране, в которой родился его отец и  которая была родиной его предков. Эта поездка перевернула его жизнь и в конечном  итоге сделала тем, кем он стал. Но сейчас не об этом.

    Хаммер рассказывает, что студенты-медики  последнего курса перед выпускными экзаменами были обязаны  в течение определённого срока  дежурить в роддоме и посещать на дому беременных женщин.  «Однажды ночью медсестра передала мне  вызов от женщины, у которой, видимо, приближалось время родов.  Я схватил сумку с инструментами и помчался по адресу в нескольких кварталах от больницы. О родах я знал только из лекций и не имел ни  малейшего опыта пользования инструментами. Квартира оказалась на последнем этаже в бедном итальянском районе Нью-Йорка.  Меня встретил обезумевший муж роженицы.  С ней что-то было не так. Она металась в агонии. Осмотрев её,  я с ужасом обнаружил  поперечное положение плода.  Лекции по родам с такой патологией я пропустил. Телефона в доме не было.  Счёт шёл на минуты.  Околоплодная жидкость уже отошла. Под предлогом, что  должен тщательно вымыть руки, я закрылся в ванной и выхватил из  сумки учебник по акушерству. Найдя нужный раздел, я стал лихорадочно запоминать серию рисунков, показывающих  технику введения в рот ребёнка  указательного и среднего пальцев правой руки, которыми нужно медленно поворачивать его  головку то в одну, то в другую сторону. Читать текст было некогда. Наконец, я усвоил основной принцип  и  вышел к роженице.  К моему изумлению, всё прошло удачно. Но, перерезая пуповину, я был близок к обмороку. Мою одежду можно было выжимать…  В соседней комнате сразу же  накрыли стол, собрались соседи, и событие  отметили в итальянском духе. Меня усадили на почётное место. Это были первые и, к счастью, последние роды в моей жизни».

    Михаил Булгаков и Арманд Хаммер  были почти ровесниками.  Если бы они встретились в России в начале двадцатых годов, им было бы о чём поговорить. Доктор Хаммер  мог бы рассказать доктору Булгакову:  «С раннего детства я мечтал стать врачом. И вот, когда я, наконец, получил заветный диплом, мне пришлось бросить медицину ради бизнеса».  Много лет спустя он напишет:  «Я, конечно, никогда не раскаивался, что оставил медицину.  Но где-то в глубине сознания у меня всегда сидела мысль, что я  предал мечту своей молодости.   В память об этой мечте я навсегда сохранил  слово  “доктор”  перед своей  фамилией.  Моя непрекращающаяся связь с  этой профессией проявляется и в том, что я жертвую большие деньги на медицинские исследования».