Борьба с терроризмом в контексте общественной и государственной безопасности

Общенациональный неправительственный центр по предотвращению терроризма (Центр контртерроризма) приступил с ноября 2004 года к разработке математических и социологических матриц, способных сигнализировать через Интернет-технологии о террористической и контртеррористической активности населения.

По замыслу инициаторов формирования Центра контртерроризма, создание математических и социологических матриц и приложение к ним программных продуктов англо-российской компании i2 (автоматизированной идентификации признаков асоциальной, в том числе террористической, активности людей и организаций) служило бы достижению цели государственного значения. В основе замысла – привлечение широких слов населения, но, прежде всего призывной и учащейся молодежи в школах и ВУЗах к ознакомлению с новейшими программно-аналитическими средствами раннего обнаружения опасности со стороны террористов, причем нового поколения.

В соответствии с новой парадигмой национальной безопасности первоначальным движением власти в обеспечении работоспособности системы общественной безопасности становится поощрение обмена сведениями между неправительственными организациями о малейших проявлениях асоциальной и террористической активности. Это происходит без вмешательства власти на их собственном, низовом уровне.

Власть должна научиться прислушиваться к реакции общественности на реальные и ожидаемые террористические угрозы. И пусть эти ожидания излагаются в самых нестандартных, нередко фантастических формах – программные продукты типа i2 позволяют аналитикам и консультантам Центра контртерроризма быстро ориентироваться в этом море данных, исчисляемых терабайтами, отделяя «зерна от плевел».

Последующими шагами становятся меры по установлению и расширению контактов с российскими и зарубежными родственными неправительственными организациями. Профиль деятельности этих организаций может быть самым разнообразным – от противодействия распространению наркотиков среди молодежи до предотвращения терактов, например, на пассажирском транспорте самоубийцами, заявляющими о своих намерениях в чатах и на Интернет-форумах. Особое внимание нами предлагалось и предлагается уделять актам именно неотерроризма, связанного с радиационными, биологическими и химическими средствами массового поражения.

Власти уже не игнорируют «третье измерение» терроризма – склонность населения к поддержке инициаторов терактов по самым разным причинам (не только религиозно-этническим, но и социальным, психологическим и т.п.). Но, увы, все чаще в России в контртеррористический диалог власти и общественности вступают именно силовики. На что террористы «зеркально» отвечают своими методами «жесткой силы». Именно силовые методы и создают «эффект бумеранга» для той и иной стороны. Так произошло и в отношениях России с Грузией с августа 2008 года. Контртерроризм стал необходимостью для России, готовящей проведение Олимпийских игр зимой 2014 года в этой зоне повышенной военно-политической напряженности.

Не удивительно, что при росте финансирования силового сектора террористический потенциал российского общества в соседних районах и регионах нарастает и будет нарастать. Следовательно, склонность населения к поддержке террористов и экстремистов еще больше будет дестабилизировать экономику, политику и общественную жизнь. До августа 2008 года в мире о России уже сложился негативный образ «нефтяной демократии с ракетами», противницы прав человека и т.п. характеристики, необходимые для бойкота Олимпийских игр 2014 года.

Стремительное падение мировых цен на нефть и газ – это ответ Запада на грузинскую авантюру российских силовиков. При высоких ценах на энергоносители российские силовые структуры «зарабатывали» на военно-политическом контроле через свои опорные пункты  - Осетию и Абхазию - над мощным энергетическим коридором.  Он пролегает между Центральной Азией и остальным миром. Заметим, что именно по территории Грузии проходят четыре трубопровода из нефтегазовой зоны Каспия.

Одним словом, с августа 2008 года страны НАТО с помощью «своих людей» в международных финансовых структурах успешно вырвали топливно-энергетический «щит и меч» из рук России. Победа России над Грузией в августе 2008 года стала «пирровой» для нефтегазовой олигархии, потерявшей на международных рынках ценных бумаг три четверти своей капиталоемкости. Этот пресловутый нефтегазовый «щит и меч» уменьшился в 3-4 раза, превратился в игрушечную сабельку при газовом споре ГАЗПРОМа с независимой Украиной в январе 2009 года.    

В эру смены парадигмы «жесткой силы» на «мягкую силу», т.е. преимущественное использование в конфликтах и боевых действиях невоенных средств, инфраструктура общественной безопасности становится необходимостью для обеспечения государственной безопасности.

Центр контртерроризма предлагает свои методики обучения и подготовки граждан по отслеживанию данных о возможных терактах и перемещениях террористов внутри России. Если китайские власти, например, в период подготовки и проведения Олимпийских Игр 2008 года действовали через Министерство общественной безопасности КНР, то в России к Олимпиаде 2014 года могли бы использоваться ресурсы неправительственных организаций и фондов. 

Создание в России из НПО целостной системы общественной безопасности (а впоследствии и федерального министерства) приведет к реальным сдвигам и в военной реформе. Ее сущность, как мы это понимаем, состоит в передаче действенного, а не бюрократического контроля над силовым сектором институтам гражданского общества и широким слоям предпринимательства из рук олигархии и соперничающих за власть кланов.

Система общественной безопасности способна освободить страну от коррупции высших эшелонов власти, а заодно сблизить или даже примирить различные оппозиционные течения в экономике, политике и обороне страны.

Но такой новой парадигмы национальной безопасности нужна реально действующая система общенациональной безопасности. Во-первых, она должна стать вневедомственной. И, во-вторых, сфера безопасности, связанная с предотвращением терроризма, должна стать прозрачной для контроля граждан над военными и властью. В-третьих, в СМИ общественная безопасность предстанет как автономно действующая и открытая для контроля граждан система, а не как придаток силового сектора. 

 

Былые ошибки и пути их преодоления

Пора властям перестать игнорировать роль общественности в сфере безопасности. Это первая основная ошибка власти, до сих пор не принявших соответствующего закона. Вторая ошибка у силовых структур - к очагам террористической активности ими относятся лишь некоторые регионы России, в частности, Чечня и бывшие части Грузии. Но на самом деле приобщение населения к асоциальной и террористической активности происходит повсеместно и повседневно. На это – что также является третьей основной и системной ошибкой - государственные чиновники сознательно закрывают глаза и усугубляют свое «неведение» дезинформацией общественности «гламуром» и низкопробным «смехачеством» по многим СМИ.

Между тем нарастающий отток «мозгов» и капиталов из России свидетельствует о реальном восприятии реальным сектором экономики угроз российского терроризма.

Для преодоления такого негативного положения властям просто необходим «атлас общественной безопасности». Он должен составляться по результатам обсуждения местными властями проблем местной и региональной безопасности с предпринимателями, страховыми компаниями и инвесторами, а не только с «карманными» НПО силовиков.

Силовые структуры России, страны ОДКБ, ШОС а также НАТО, создают свои информационные сети НПО и международный банк данных об установленных террористах и их организациях.

Вневедомственная система общественной безопасности могла бы прогнозировать появление условий, форм и средств асоциальной и террористической активности снизу.

Проблему «домашнего терроризма» вполне может решать сам российский народ, а не некое международное или даже клановое сообщество профессионалов-антитеррористов. Так, например, в систему Национального Антитеррористического комитета (НАК) власти включают только экспертов с ведомственными или даже клановыми пристрастиями. Этим объясняется перманентное соперничество внутри НАК.

В 2004 году Госдепартамент США составил карту террористической активности «Аль-Кайды». На ней в одну кучу свалены все виды терроризма – там и исламский терроризм, и молодежный, и даже геронтотерроризм.

В соответствии с таким подходом сотни видов асоциальной деятельности граждан той или иной страны якобы подпитывает «Аль-Кайда» извне. Но на деле сотни тысяч других структур насилия зависят от «домашнего терроризма» собственных «офисов» и «улицы».

В российских СМИ нет акцента на международной кооперации. В борьбе с террором утверждается «национальная идея», где «русские сами с усами». Между тем в мире давно и прочно сложилась англо-саксонская «цифровая» ось контртерроризма. Ее и представляют страны НАТО, например, в качестве общечеловеческой, стандартной.

В России же в силу неразвитости (на 2008-2009 гг.) Интернет-технологий и ограниченного знания населением английского языка ничего подобного системе «Эшелон» не создано.

 

О русско-американской модели контртерроризма

Никакой стандартной модели предотвращения терроризма у России пока нет. Она может появиться при президенте США Бараке Обаме. Так, 5 ноября 2008 г. Министерство внутренней безопасности США выделило на 2009 год 3 млрд. долларов для грантов 50 штатам и 62 «проблемным городам». На эти средства население и силовые структуры будут сотрудничать в предотвращении терактов в условиях масштабного и системного преодоления финансового кризиса.

Полагаю, что Администрация президента США Барака Обамы на эти деньги «подкормит» своих активистов и «зачистит» в силовом секторе сторонников президента Дж. Буша, если те не прейдут на позиции «трансформации». К последним относится и январская (2009 г.) инициатива президента Барака Обамы о «замораживании» зарплаты чиновникам высшего ранга.

С 2002-2003 гг. медленно, но верно в США происходит активизация контртеррористических мероприятий власти именно «на уровне травы», т.е. через неправительственные организации и частные фонды, созданные для борьбы с терроризмом.

Итак, прежняя республиканская государственная бюрократия от процесса трансформации отстраняется мягко, но последовательно. Такова сущность переформатирования власти и силового сектора «по-Обаме» - не кормить тех, кто сыт.

При переходе власти к сторонникам Барака Обамы во всех штатах и «проблемных городах» доля индивидуальных грантов уже возросла с 25 до 50%. Новая Администрация смело снимает и прежние 3-летние ограничения для разработки информационно-аналитических программ. Во многих центрах контртерроризма идут работы по «выделения сухого остатка» о террористической активности и визуальному размещению таких данных на сайтах и графиках. Все это происходит, в основном, на основе неструктурированных данных, получаемых от граждан в режиме реального времени.

Наглядно этот метод был продемонстрирован 20 января 2009 года на инаугурации президента Барака Обамы. Так, посылаемые по Интернету на сайт CNN.com десятки тысяч фотокадров от присутствующих на этом мероприятии мгновенно были синтезированы и систематизированы компьютером в гигантскую фотографию с высоким разрешением самых мельчайших деталей в выражениях лиц и одежде присутствующих. 

Полагаю, что от шага  с грантами выигрывают также и прежние руководители правоохранительных органов «на местах». Они на вполне материальной основе вовлекаются в реализацию стратегии президента Барака Обамы по борьбе с коррупций «столичной бюрократии» на основе максимальной открытости этой борьбы для граждан.

Например, столичный округ с соседними штатами Мериленд и Виржиния получили один из шести самых крупных грантов от Министерства внутренней безопасности – 200 млн. долларов. Из этой суммы 38 млн. пойдут на обеспечение еще большей безопасности транспортной системы метрополитена, 61 млн. долларов – на городскую безопасность и 48 млн. долларов составят индивидуальные гранты министерства.  В такой «мягкой» форме вашингтонская бюрократия получает своеобразное «выходное пособие», уступая место «новой метле».

 

О смене приоритетов в стратегии предотвращения «террора офисов» и «терроризма улицы»

Со времен Второй Мировой войны, после 11 сентября 2001 года человечество постоянно перемещается в борьбе с общим противником – «террором офисов» (мировым фашизмом, коммунизмом и их авторитарными сателлитами), а также с неправительственным или даже антиправительственным «терроризмом улицы» - на новый уровень взаимодействия в сфере национальной безопасности.

И тогда и теперь этот переход не происходит легко, бесконфликтно и без тяжелых последствий. Так, например, за вполне позитивным открытием США и странами Европы «второго фронта» вместе со Сталиным и народами СССР против Гитлера последовала «холодная война» против Сталина и народов СССР.

В новом столетии история повторяется. Но теперь уже в виде фарса: отказ России от совместных действий с НАТО в противодействии международному терроризму объясняется …отсутствием взаимопонимания и откровенного обмена информацией о террористах. Имеющее место военно-техническое взаимодействие смехотворно мало.

В монографии «Международный терроризм: новые подходы российских ученых» содержится призыв отказаться от антиамериканизма в духе советского «террора офисов» .

Возрастающая роль информационных технологий в общественной, культурной и промышленно-хозяйственной жизни граждан России позволяет и им больше заниматься «серыми зонами» (где отсутствует эффективный контроль власти и преобладает криминалитет). НПО – это передовой отряд силового сектора в работе с этими зонами. 

Новый курс Администрации президента США Барака Обамы обозначен как «ответственный суверенитет» (responsible sovereignty). Заметим, что и в своих выступлениях новый президент США сделал слово «ответственность» ключевым понятием и в борьбе с терроризмом.  Ответственность правительства Соединенных Штатов становится более значимой не столько в отношении союзников и не столько в их отношениях друг перед другом, сколько перед собственными гражданами.

Заметим, что этот принцип не совпадает с патернализмом государства или идеей «суверенной демократии» правящей партии «Единая Россия».

В США макро-ответственность за борьбу с террором власть возлагает все больше и больше на общественность и бизнес. Президент Барак Обама взял курс на скорейший отвод американских войск из Ирака. Им реализуется идея Дж. Кеннеди о «корпусах мира» как базах развертывания стратегии «мягкой» силы среди населения, поддерживающего или симпатизирующего террористам. Афганистан и Палестина становятся экспериментальными площадками такой стратегии социального контртерроризма.

 

Как «скрестить ужа и ежа» - общественную и государственную безопасность в России?

На чем те или иные модели безопасности должны базироваться: на защите территории, как в годы Великой Отечественной войны, или на идеологии правящего режима, как в «холодной войне»? Ответ прост – на защите образа жизни в его новых измерениях XXI века. И защита не через столкновения, а через диалог цивилизаций.

Сегодня в мировой практике (см. пример стран Скандинавии, где развивается «тотальная оборона») все чаще утверждается приоритет невоенных средств в руках некоммерческих организаций (НКО) при обеспечении общественной, а зачастую и государственной безопасности. При такой смене парадигм безопасности ключевую роль играют не столько материальные, сколько культурологические ценности.

Рассмотрение нами широкого комплекса вопросов призвано укрепить сотрудничество власти, силового сектора и общественности в предотвращении старых и новых угроз безопасности России, в том числе и ее отдельных городов, регионов и краев.

Концептуальное изложение проблемы взаимодействия систем общественной и государственной безопасности водится к констатации: 1) неопределенности функций самодеятельных организаций населения; 2) важности интегрированной иерархии (таксономии) целей и объектов национальной и общественной безопасности; 3) сложности процессов восприятия общественностью многих из этих целей; 4) необходимости оценок (мониторинга) достигнутых успехов в обеспечении общественной безопасности; 5) актуальности создания правовых норм взаимодействия некоммерческих и силовых структур в обеспечении национальной и международной безопасности; 6) целесообразности моделирования реальных опасностей и моделирования потенциальных угроз неотерроризма городам и регионам Российской Федерации.  

 

О методологической базе сотрудничества

Философ Ф. А. Хайек утверждал, что «без теории факты молчат». Удивительно мало написано теоретических работ о предметной стороне взаимодействия некоммерческих и государственных организаций в сфере безопасности России после завершения холодной войны (есть российские политики-маргиналы, которые до сих пор не признают этого). Прежде лишь государственная инфраструктура, создаваемая сотнями лет, брала на себя монопольную ответственность за обеспечение безопасности жителей страны и гарантировала неприкосновенность их имущества. Последние перемены в России и мире свидетельствуют - пришло время новой парадигмы безопасности.

Но что-то нужно делать и со старой концепцией безопасности. В России она сложилась в результате исторического соперничества двух основных школ военно-стратегической мысли в послереволюционной (1917 г.) России.

Профрунзенская школа исповедовала курс на «жесткую линию» из-за почти параноидного идеологически «обоснованного» страха перед априори враждебным внешним окружением. Маршал Семен Буденный призывал «воевать на территории противника малой кровью». Тогда как другая школа так называемых реалистов во главе с Александром Свечиным предлагала учитывать возникавшие дилеммы в вопросах реального стратегического планирования.

До периода правления Михаила Горбачева культуру военно-стратегического и политического планирования в России определяла именно «жесткая линия». При Михаиле Горбачеве наследники «школы реалистов» получили доступ в Кремль. При них развернулись процессы глобальной оборонной конверсии.

Тогда политические и военные деятели этой «школы» охотно представляли Россию страной, добровольно покинувшей зарубежные поля битвы холодной войны. Взгляды и геостратегические аргументы сторонников школы Свечина характеризовались как «геоэкономические». Именно эти мотивы затем стали методологической основой для действий стратегов-реалистов, оттеснивших стратегов-идеологов на время «перестройки».

При Борисе Ельцине, прервавшего «Беловежскими соглашениями» процесс создания конфедерации союзных стран, но особенно в нулевые годы нового столетия при президентах Владимире Путине и Дмитрии Медведеве сфера безопасности России существенно изменилась в территориальном, идеологическом и технологическом отношении – она стала  сложнее и значительно более многомерной, чем в 1980-90-х гг.

Заметим, что с тех пор и силовые структуры России претерпели качественные, но не всегда продуктивные перемены. Во-первых, в плане руководства «силовиками» со стороны власти назревал кризис. Так на рубеже веков учащалась министерская «чехарда», шло то разделение, то слияние функций ряда силовых министерств и ведомств.

Во-вторых, с 1990-х гг. по сравнению с периодом 1970-1980 гг. снизилось техническое обеспечение силового сектора по причине падения в разы наукоемкого производства.

В-третьих, уже с середины 1990-х гг. из-за действий в Чечне упал авторитет армии в обществе. Однако силовой сектор в целом, наоборот, не признавал это поражение и, захватив контроль над СМИ, сумел навязать гражданскому обществу свое покровительство и «защиту» от внешних и внутренних врагов России. И это четвертое обстоятельство сыграло важную роль для роста влияния российских силовых структур. 

Между тем в условиях организационного и технологического вакуума внутри самого силового сектора население оставалось «неприкрытым» от воздействий социальных катаклизмов, в том числе и из-за роста сепаратизма и терроризма. С 1993-1994 гг. развивается «третий сектор», появляются некоммерческие организации (НКО).

В течение десятилетия сначала правозащитники, а затем и мириады других НКО все больше воздействовали на различные стороны жизни российского общества.

В ближайшем зарубежье НКО при финансовой поддержке финансистов-альтруистов из стран НАТО инициировали серию радикальных перемен, получивших название «цветные революции». Российские власти увидели в этом «руку НАТО».

А другой поддержки для «третьего сектора» в России тогда не было! НКО  сопротивлялись вхождению в криминальную приватизацию и правовой беспредел власти.

 

Силовики и НКО в России

Естественно, что от проблем национальной безопасности не остаются в стороне «теневая экономика», криминальные «крыши», рейдерство и другие коррупционные процессы. Именно коррумпированные круги у власти охотно перекладывают весь этот негатив на активистов «третьего сектора» и зарубежных альтруистов-спонсоров! На их преследование пока ориентированы российские силовые структуры.

В современной России с весны 2008 года положение в сфере общественной и государственной безопасности, похоже, меняется. Приведут ли эти изменения к сотрудничеству силовиков и общественности или, наоборот, новому витку «цветных революций» и гражданскому неповиновению в российских регионах?

Во-первых, без законодательного утверждения союза НКО и силовых структур не исключено дальнейшее накопление потенциала террористической активности далеко за пределами российского Кавказа. До сих пор нет таких прогнозов по другим субъектам Российской Федерации. Мало данных «с мест» от губернаторов и самих НКО по вопросу о росте экстремизма и терроризма. От губернаторов этого не требуют даже инвесторы.

Нет у общественности и прогнозов экспертов по данной тематике, отсутствует практика НКО индексирования и моделирования угроз, как это распространено в странах НАТО, вступивших в глобальное противостояние терроризму.

Во-вторых, понятие «безопасность» повсеместно стало включать в себя невоенные определения. А им в академиях и училищах силовых структур России не остается места. После развала советских вооруженных сил наметилось катастрофическое отставание России даже в обсуждении проблем безопасности. В контактах ограниченного количества связанных с нашими «силовиками» ученых с зарубежными коллегами все чаще на первый план выходят представители именно НКО. Оказывается, они значительно более осведомленны о новых, невоенных аспектах проблем безопасности.

Активисты НКО оказываются и более «продвинутыми» в компьютерных технологиях (спасибо грантам Фонда Сороса). В результате, например, в Черноморско-Каспийском ареале многочисленные и влиятельные этнополитические, экологические и культурно-исторические НКО все плотнее взаимодействуют в сфере безопасности друг с другом, но не с силовыми структурами своих государств.

В-третьих, обострившаяся после 11 сентября 2001 года проблема международного терроризма нивелирует многие вопросы общественной и государственной безопасности. Она все  больше смещается с глобального на национальный и даже местной аспект безопасности.  Примеры Чечни, Приднестровья, Южной Осетии и Абхазии весьма убедительны. Населению России в целом мало известно о реальных действующих лицах и структурах, определяющих контекст «осетино-грузинского конфликта».

Поэтому так важен и нужен совместный с НКО мониторинг силовых структур за накоплением невоенного потенциала асоциальной и террористической активности населения района, города, региона и, возможно, страны. У силовых структур есть для такого отслеживания средства и навыки. Тому же нужно учить активистов НКО, призывную молодежь и офицеров запаса. Власть же и силовики все валят на НАТО.

Но самое главное, и это, в-четвертых, каталогизация индексов угроз. Такую практику можно осуществлять в серии неполитических дебатов и рабочих совещаний, в том числе по Интернету, на сайтах силовых структур и НКО. Важно разобраться, от чего, кого и как совместно оборонять.  

Пусть будет каталог, атласом или «дорожная карта» с обозначением реальных и потенциальных угроз безопасности района, города, региона и края. Все это требуется губернатору, крупному инвестору, страховым компаниям и другим участникам процесса модернизации района, города, региона и края. Пусть НКО его составят!     

Сегодня важен свежий, вневедомственный взгляд на безопасность. Это особенно важно сделать после холодной войны и завершившихся (а, возможно, тлеющих) на Кавказе контртеррористических операций.

 

О психологии контртеррористического сотрудничества

Что важнее для безопасности России – защита территории или населения? Или же, наоборот, важнее и далее готовить население для «третьей» или даже «четвертой» мировой войны? Тогда ни о каком взаимодействии силового сектора и НКО не может идти и речи. Особенно при объявлении «не нашей» общественности «пятой колонной» НАТО в целом и США, в частности. На самом же деле есть общий международный противник – терроризм с его помощниками в виде местного радикализма и экстремизма.

Пора отмежеваться от безудержного алармизма и властям, и силовому сектору. Это непросто. Но это необходимо сделать для недопущения «эффекта бумеранга». Этот эффект заметен в современных палестино-израильских отношениях. А у России есть «шанс» оказаться в военно-политическом окружении не столько «не своими» (НАТО, «Аль-Кайдой»), сколько «не нашими» (нерусским населением России).

«Эффект бумеранга» уже угрожает  властям России – это гражданское неповиновение в виде развернутой в Интернете «виртуальной» гражданской войны.

Важно изменить психологию конфронтации в духе «внутренней холодной войны», которая пронизывает силовые структуры, на систему мер доверия к НКО. Это можно сделать, установив совместный мониторинг за аномалиями в отношениях гражданских и военных организаций, за ходом «закрытия» «горячих точек» и сокращения «серых зон».

В целом, для силовиков и НПО при мониторинге «нормальности» и аномалий социально-экономических процессов нужны четко выверенные и понятные индексы и индикаторы террористической активности. Они есть у ученых, но о них не знают СМИ.

 

Индексы и индикаторы защиты от террора и насилия

Безопасность исторически касается защиты территории и населения того или иного государства. Вопрос лишь в приоритетности мер по ее обеспечению. В век постиндустриального, информационного развития мира проблемы территориальности утрачивают свое былое значение. С этим упорно не соглашаются сторонники геополитики с корнями в двух прошлых столетиях. Они игнорируют современную глобализацию.

Качество труда населения, его конкурентоспособность значит все больше. Именно глобализация с упором на качество населения, а не на вооруженную защиту территории сделала из таких развивающихся стран, как КНР, Индия, Бразилия и других, кандидатов в «великие державы». Заметьте, что более полувека КНР грозит Тайваню вооруженным захватом, но вместо этого ведет стратегию «мирного возвышения» в Азии и мире. Так же «не по-военному» решаются проблемы тибетцев и уйгуров. На этом фоне смехотворны опасения «желтой угрозы» на российском Дальнем Востоке и в Сибири. 

В России же, наоборот, «жесткая сила» в Приморье против автомобилистов в декабре 2008 года и иные подобные меры рождают потоки мигрантов из «обороняемых» российскими военными районов. А что делать в условиях кризиса 2009 года с давлением мигрантов-беженцев, которые сметают более или менее налаженную «социалку» на рынках труда мегаполисов, других экономически развитых регионов России?

Теперь «нефтерубль» не диктует политику безопасности, как год назад. Для силовиков как воздух необходима поддержка альтруистов из НКО. 

 

Перспективы

Мы исходим из того, что НКО и силовые структуры защищают все же общие ценности – интересы России и  образ жизни большинства населения, а не только его зажиточной части. Раз так, то действиям террористов можно поставить повсеместный заслон в виде виртуальных мониторингов за асоциальной деятельностью, радикализмом и экстремизмом с помощью современных технологий и инноваций.

Альтернативой «мягкой силе» может стать участившиеся «эффекты бумеранга» от действий силовых структур, рост гражданского неповиновения и международная изоляция сложившегося в России режима власти. 

В таком контексте производство и распространение товаров и услуг в сфере безопасности будет расти за счет расширения новых потребностей новых участников.

Курс президента Дмитрия Медведева на создание новой инфраструктуры внутреннего рынка при сокращении количества «горячих точек», криминальных «серых зон» и влияния «теневой» экономики отвечает интересам российских альтруистов из НКО и силовых структур. И силовые структуры, и «третий сектор» вместе быстрее и с большей для себя выгодой способны использовать процессы глобализации, связанные с модернизацией всего российского общества. Но пока же рабочие места создаются властями лишь в разбухшем бюрократическом секторе и силовых структурах.

Социальное недовольство граждан России все более перемещается в «теневые структуры» экономики, увеличиваются «серые зоны». При этом роль общественной безопасности объективно возрастает, а эффективность силовых структур снижается. Убийства и избиение журналистов Москвы в 2008-2009 гг. – яркое тому свидетельство. 

Старый и новый терроризм в России могут продолжать существовать долгое время лишь при наличии пяти основных составляющих. Во-первых, террористы должны обладать большим числом потенциальных рекрутов, во-вторых, безопасной базой в той или иной «серой зоне», в-третьих, сложной организацией, в-четвертых, внешней поддержкой какого-либо рода и, в-пятых, культурными связями, которые обеспечивают солидарность внутри группы. Данные факторы ныне присутствуют в «серых зонах» всех субъектов Российской Федерации.

Обозначить «серые зоны» - это задача советов или комитетов общественной безопасности. Вопрос лишь в том, как это сделать при их добровольном и взаимовыгодном сотрудничестве с деловыми кругами, силовыми структурами и властями.

 

Автор: В.В. Луков, к.и.н.

Генеральный директор Общенационального неправительственного центра по предотвращению терроризма 

Наследие. Ru